— Некогда, Петр Алексеевич, — нервозно произнес инженер, тиская пальцами свой несчастный платок. — Некогда, говорю, сейчас разбираться. Надо оборот делать. Пожалуйте все сейчас по местам, иначе такая круговерть будет…
— Будет круговерть, будет, — согласился купец, пожирая Вавилу глазами. — Особенно вот этому, бесноватому.
— Петр Алексеевич, умоляю все отложить на другое время. Никак нельзя момент упускать.
— Ладно, — отрезал Жбанков. — Раз ты, Капитон Сергеевич, просишь, так тому и быть. Потом. Идола только привяжите. И покойника, чтоб они тут не болтались.
Когда за дело взялся Степан, привязать истукана удалось без затруднений.
Покидая нумер, Вавила был очень нервный и шел сгорбившись, словно каждую минуту ожидал удара по загривку.
Едва Петр Алексеевич привязался к койке, Меринов начал маневры. Закружило и впрямь нешуточно, так что нельзя было разобрать, где пол, где потолок, где стена. Немолодой организм Жбанкова отозвался на эти выкрутасы очень отрицательно, и весь обед едва не выскочил наружу.
Когда маневр закончился, Жбанков вздохнул с облегчением. Некоторое время он побыл на прежнем месте, проверяя самочувствие, а затем решился открыть замки на ремнях. Тело его тотчас подпрыгнуло и поплыло прочь от койки. Купец дождался, пока достигнет края комнаты, а там легко оттолкнулся одними кончиками пальцев и поплыл обратно. По пути перекувырнулся, попробовал загрести руками, как в воде. Получалось плохо, но занятно. 'Рассказать Дрожину, — подумал он, — помрет со смеху'.
Однако сейчас время для шуток было не подходящее. Петр Алексеевич с трудом добрался до двери и, хватаясь за стены, начал перебираться в общую залу, чтобы потребовать у Вавилы объяснений.
Разговор захотелось провести с глазу на глаз. Для этого вполне подошла полупустая кабинка возле залы, где хранились запасные полосы железа, а также ведра, лопаты, метлы и прочий инвентарь.
— Что с тобой теперь делать прикажешь? — хмуро спросил Жбанков, стараясь удерживать себя в висячем положении точно против нарушителя.
— Что тут делать? — буркнул Вавила. — Случайное происшествие — и весь сказ.
— Я те дам случайное происшествие! Ни с кем не было никаких происшествий, только с тобой вот… Зачем чужестранца в бока толкал?
— Так ведь мешал, ей-богу, работать не давал!
— И пусть бы мешал! Он — не нашей веры существо, он, может, и понятий не имеет, что нельзя людей трогать и за вихры их драть. Разве я не велел проявлять всем терпимость и снисхождение к его языческим привычкам? — Жбанков неосторожно сделал движение, будто хотел стукнуть кулаком по столу, и от этого закувыркался по комнате.
— Я в пансионатах благородным манерам не обучался, — глухо проговорил Вавила, наблюдая, как купец описывает круги и сальто вокруг него.
— Это ты полицмейстеру говорить будешь, — зловеще пообещал ему Жбанков, тщетно пробуя установить равновесие в своем теле. Ему казалось, что выкрутасы в воздухе умаляют серьезность его слов.
— Зачем полицмейстер? — опешил Вавила. — Не надо полицмейстера, прошу вас! — он замахал руками и от этого тоже пустился в круговой полет по кладовой.
— Как это не надо? — Петру Алексеевичу было досадно, что не может он прямо взглянуть в глаза виновнику из-за того, что оба куролесили, как птахи. — Привезем в город покойника и от полицмейстера утаим?
— Позовем лучше лекаря, — Вавила с каждой минутой показывал все больше беспокойства. — Пусть засвидетельствует, что был несчастливый случай, а никакого смертоубийства не имело места быть!
— Ишь, какой хитрец! — Жбанков вновь не удержался от резкого движения, закружился и даже задел головой одно из ведер, отчего произошел не совсем уместный в данном случае звук. — Никаких тебе лекарей! Сразу к полицмейстеру!
— Да ведь…
— И слышать не желаю! Марш на свое место.
Вавила помрачнел и, извиваясь, как рыба, поплыл к двери. Вслед ему пристроился и купец, думая про себя, как бы мужик не обернулся и не увидел, какие несуразные движения приходится выписывать телом, чтоб добраться из угла в угол.
Случившееся с пассажиром несчастье совершенно испортило всем настроение.
Даже радость возвращения пропала. Никому не хотелось оставаться в одиночестве, поэтому и Жбанков, и Гаврюха пришли в общую залу и тихо сели себе в угол.
Мрачные мысли нахлынули на купца. Он думал о покойнике, которого приходится везти домой вместе с выручкой и гостинцами для домочадцев.
Впрочем, постепенно хмурь начала отпускать. Петр Алексеевич вспомнил, что и раньше ходил он в торговые походы, и там случались несчастья самого разного рода. Бывало, лошадь понесет и убьет людей, бывало, пожар произойдет в постоялом дворе. А случалось, мужики схватятся с топорами — когда из-за денег, когда просто, с дури. Доводилось в таких случаях и покойников в обоз класть.
Такая доля купеческая — дорога, неизвестность, опасность…
Жбанков выскользнул из своего угла и начал тихонько перебираться к инженеру.
— Слышь, Капитон Сергеевич, — позвал он, — ты, что ли, покажи, как ты снарядом правишь. Надобно знать… — Купец смущенно замолчал, не сумев объяснить, зачем ему 'надобно знать'.
Инженер хмыкнул, указал на свои рычаги руками, тронул каждый по отдельности и, наконец, пожал плечами, не зная, с чего начать.
— К примеру, как вперед лететь, а как вбок отвернуть, — подсказал ему Жбанков.
— Ну… Он вперед и так летит, — непонятно ответил Меринов. — Надо ему углы задавать.
— Ясно, — с солидностью кивнул Жбанков. — А дальше?
— Ну… Вот… Это у нас планета одна впереди. Надо ее так миновать, чтоб не столкнуться. Для этого надо синусы разные считать.
— А как мне, к примеру, налево снаряд отвернуть?
— Ну… Как сказать… Берем эту вот рукоятку и крутим на себя, чтоб ослабить хомуты на пороховых бочках и чтоб они крутиться на осях могли. Потом оттянуть эти жгуты, но не совсем, а по делениям.
— А сколько делений?
— Это смотря какой синус вычислен.
— А мужики наши тоже умеют синусы вычислять?
— Нет, мужики не могут. Они себе, чтоб понятно было, на лимбах словами написали: «Чуток», 'Побольше', «Много», 'Дюже много'. Только так они и понимают. А синусы я сам считаю.
— Мудрено, — вздохнул Петр Алексеевич, чувствуя, как остывает его интерес к летному делу.
— А эта рукоять — чтоб порох загасить и остановить снаряд вовсе.
— Где?
— Вот, за стеклом. Стекло надо разбить и рукоять выдернуть.
— И что ж, ты всякий раз колешь это стекло?
— Нет. — Меринов пошарил в карманах и, не найдя там платка, промокнул нос посторонней промасленной тряпочкой. — Это тормозная рукоять для особых случаев. А так я опять через синусы снаряд останавливаю.
— Мудрено, — снова вздохнул Жбанков.
Инженер в этот момент прекратил разговор, потому что в его тумбе затрезвонил какой-то звонок и пришлось срочно заниматься управлением. А через полчаса купец почувствовал, что не нужно больше держаться за всякие выступы из страха улететь к потолку. Тело начало обретать долгожданный вес.
Когда стало возможным передвигаться на собственных ногах, Петр Алексеевич взял Гаврюху и направился в кабину, где лежал пассажир, чтобы увидеть, в каком состоянии теперь пребывает тело. Вслед за ними увязался и дед Андрей.
В кабине царил неописуемый беспорядок. Все имущество пассажира, не будучи закрепленным, разлетелось и теперь лежало на полу как попало. Сам хозяин, вернее, тело его покоилось все там же, на лежанке, раскинув в стороны руки и ноги. Уши его беспомощно лежали на подушке. В воздухе висел чужой,
