котором я затерялся, страдая от боли созидания, дающей доступ к самопознанию, являющемуся свободным полетом души и тела, и мне показалось, что я вознесся над самим собой, что я парил в воздухе, отдаляясь от времени, от тех начал, когда Бог создал небо и землю, и земля была хаосом, и мрак покрывал бездну. «И Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».[13] Кто это был? Возможно ли, что он меня спас? Был ли он там, когда во время церемонии тамплиеров я взывал к нему? Могущественный, Наводящий Страх, Милосердный и Сочувствующий. О Боже! Где же Джейн?
Теперь мне нужно было знать, нужно было найти Божию справедливость, нужно было знать, наконец, что я есть судья. В Свитке войны говорится, что сыны света победят сынов тьмы, армию Сатаны, войска Едома со всем их оружием, флагами и военными доспехами. В центре этой битвы находился двуличный человек, человек лжи. А если этим человеком была женщина? Если Джейн не исчезла? А что если она не похищена, а покинула меня по своей воле? Будьте завтра ровно в семь в церкви Томара.
А вдруг все это подстроено?
Я совсем помешался — от боли и сомнений. Я думал, слишком много думал, а ведь думать — значит проявлять слабость, отдаляться, сожалеть; думать — это значит вспоминать, взывать к жизни; когда есть жизнь, перестаешь думать. Я думал, переживая настоящий разлад тела и духа, а это вдруг напоминало о разлуке и испытании, проявляя себя в алчной силе, рвущейся к будущей жизни, ведь недаром тело тленно и исчезает, а дух выживает, словно уносимый высшей силой.
Но если все это было лишь ложью, маскарадом? Если бы я был настоящим Мессией, разве не мог бы я вершить чудеса? А раз я не был Ари, сыном человеческим, Мессией ессеев, тогда я — просто Ари Коэн, сын Давида Коэна, и война, которую я затеял, не была войной сынов света против сынов тьмы, а войной с самим собой. Тогда не стоило ждать. Не стоило больше ждать. Нужно было действовать.
В моем номере на ночном столике стоял телефон. Я, наконец, решился позвонить.
Шимон Делам, начальник секретной израильской службы, справедливый Шимон Делам не раз уже вытаскивал меня из затруднительных положений.
Я набрал его номер. Рука слегка дрожала, дрожал и голос, словно я смутно чувствовал, что у меня сейчас будет решение, ключ к разгадке, которые я уже заранее отвергал.
— Шимон, — произнес я, — это Ари, Ари Коэн.
— Ари, — ответил Шимон. — Я ждал твоего звонка.
— Я по поводу Джейн. Джейн Роджерс.
— Разумеется, — сказал Шимон, — разумеется.
— Мне нужны сведения о ней.
— Для тебя это важно?
— Вопрос жизни и смерти.
— Ладно.
Я услышал, как он прикуривает…
— Ты подозреваешь, что Роджерс не археолог, как другие, — сказал Шимон.
— Что ты имеешь в виду?
После недолгого молчания я услышав.
— Она работает на ЦРУ.
— На кого? — вскричал я.
— На ЦРУ, это выяснено. Помнишь, Ари, дело о распятии, которое я доверил твоему отцу и тебе?
— Да.
— Ее работа в качестве ассистентки была лишь прикрытием. В действительности она уже работала на ЦРУ.
— Почему ты говоришь мне об этом только теперь?
— Видишь ли, Ари, ты прошел армию и знаешь, что…
— Да, — оборвал его я, — конечно, знаю.
— Она собирала разведданные по Сирии под прикрытием археологии до того момента, как… случилась эта трагедия, убийство Эриксона… Когда вас преследовали в Масаде, целили в нее, Ари. Это опасный агент. Ей велели выйти из игры, но она отказалась. Она втянулась в это дело, чтобы помочь тебе, я думаю.
— Как ты это узнал?
— Потому что она позвонила мне вчера. Просила передать тебе послание.
— Что она от меня хочет?
— Она велела сказать, что если возникнут проблемы и все обернется против тебя, ты должен вернуться в Кумран.
Один-одинешенек, каким я никогда не был, в самом глубоком отчаянии я возвращался туда, откуда пришел: в Иудейскую пустыню, к Мертвому морю, в места, которые называют Кумран.
О друзья мои, сколько же горечи было в моем сердце! Джейн — шпионка… Она увлекла меня за собой, чтобы лучше выполнить свою задачу, она воспользовалась моей любовью для осуществления своих планов. И все это, не исключено, с первых же часов. Может быть, она и не любила меня никогда, лгала мне с первой же встречи два года назад.
Она умело расставила ловушку, она смотрела на меня бесстыдными глазами, она очаровала меня, сбила с праведного пути, перевернула мою жизнь, а я все бросил ради нее, слепо доверял ей, ничего не утаивая, послушный ее зову, готовый преодолеть все опасности.
Как я ее ненавидел! И как счастлив был бы узнать новости о ней, знать, что она жива! Или, по меньшей мере, надеяться на это. Мои повлажневшие глаза встретились взглядом со своим отражением в зеркале, висевшем напротив.
На моем нахмуренном лбу вырисовывалась буква
«Цад». Готовность встретить испытание, чтобы вступить на новый уровень существования или сознания, либо же изменение цикла. Праведник — тот, кто сумел облагородить темную сторону испытания, чтобы сделать из него фундамент, на котором будет восхваляться его жизнь.
Из-за нее я уже не был сыном человеческим. Из-за нее я стал беден и одинок, беден душой и одинок духом.
Но именно она сделала меня мужчиной.
ДЕВЯТЫЙ СВИТОК
СВИТОК ВОЗВРАЩЕНИЯ
И сердце мое сжалось, ужаснувшись,
Судорога пробежала по бедрам,
Яростный крик мой достиг Бездны,
Его услышали в Мире Мертвых.
Ужаснулся я, услышав
Твой разговор с Достойными,
Споры твои с армией Святых.
