А.Хинштейн обсуждает этот феноменальный текст как симптом определенного неблагополучия. Это его право. И я уважаю его позицию. Но я считаю данный текст заслуживающим другой оценки. Это не симптом неблагополучия, а ярчайшее выражение стиля и смысла эпохи. Ее внутреннего содержания. И это касается не только ненормативной лексики.
По роду первой профессии я был в эту лексику погружен «по самые-самые». С «бичами», копающими канавы и рубящими просеки, на нормативном языке говорить невозможно. И я вовсе не собираюсь тут ханжествовать. Я просто хочу обсудить несколько уровней этой ситуации.
Уровень № 1 состоит в том, что по некоторым критериям, находящимся по ту сторону ханжеской нормативности и даже юридической тщательности, героем данной ситуации является, безусловно, Аверин (Авера), который себя так ведет. Он демонстрирует собою (подчеркну, на данном, первом по счету, уровне) некую настоящую свободу («я отсижу» — и так далее). Внутреннюю раскрепощенность по отношению к Системе. Вообще все то, что называется личностью. Он, Авера, здесь выступает как личность. Криминальная, но яркая личность. А все остальные — это ходячая немочь. Тени, движущиеся вокруг подлинного центра события.
Я убежден, что начиная с момента публикации статьи, Авера стал героем всего криминального сообщества. О нем будут слагать былины и песни соответствующего жанра. Он станет легендой, культовым персонажем.
Так все происходит на первом уровне.
Уровень № 2 также очень важен. Может быть, Авера и является просто таким вот героическим и даже супергероическим персонажем. У каждой среды свои герои. Но правомерна и другая гипотеза. Она выражена во фразе «я дал миллион двести». Тут не говорится — кому. Ясно, что не только пострадавшему лицу. Авера знает что-то такое, что позволяет ему так себя вести. И тогда возникает вопрос, что именно он знает? Как этот феноменологический сюжет накладывается на разного рода элитные ситуации, включая конфликты элитных групп? Ведь элитная группа всегда имеет корни в специфической неэлитной среде.
Нет элитных групп, неспособных оперировать в периферийных мирах. Криминальных в том числе. Там можно выяснять отношения иначе. Там можно развязывать те узлы, которые нельзя развязать, так сказать, нормативно-элитным образом. Даже если нормы подорваны — все равно руки в чем-то связаны. А тут они развязаны полностью.
Другое дело, что в нормальной ситуации господствует элитная группа и она посылает мессиджи вниз (рис. 42).
Рис. 42
В ситуации патологической инверсии процесс приобретает обратный характер (рис. 43).
А в специфических ситуациях элитной игры нередко имеет место сочетание нормального и патологического мессиджей (рис. 44).
Мы наблюдаем большую игру. Она ведется сразу на всех «полянах».
Рис. 43
Рис. 44
Когда, например, депутат Госдумы Н.Курьянович отправляет прокурору Москвы Ю.Семину официальный запрос о противоправной деятельности руководителя Службы безопасности Президента Золотова, то это не мелочь. И не страсть к антикриминальному воительству, вдруг поселившаяся в сердцах отдельных бывших членов фракции ЛДПР. Даже идиот или отморозок не начнет воевать с Золотовым иначе, как по высокой отмашке другой стороны. Никакие высокие криминальные интересы тут не могут возобладать над элитной логикой. Но они могут с нею переплестись.
И у меня сразу возникает вопрос к ситуации. Как именно «высказывание», опубликованное Хинштейном в «Московском комсомольце» 25 сентября 2007 года (согласитесь, тут факт высказывания не менее важен, чем собственно факт), соотносится с арестом Кумарина в Санкт-Петербурге, произошедшем примерно месяцем раньше? Учитывая, что страсть, которая перед этим овладела сердцами антикоррупционных депутатов, требовала именно рассмотрения некой связи между Золотовым и Кумариным.
А вскоре после того, как страсть вспыхнула, Кумарин оказался арестован. А потом мы читаем документ эпохи, в котором Авера «делает всех как лежачих». А через несколько дней после обнародования этого документа происходит арест сотрудников Госнаркоконтроля (прежде всего — генерал-лейтенанта А.Бульбова). А затем появляется статья В.Черкесова, в которой обсуждается весьма серьезное содержание, сопряженное с эксцессом вокруг Госнаркоконтроля.
Согласитесь, что норма все же состоит в том, что даже самый отвязанный представитель криминального мира не станет просто так «наезжать» на тех, кто его задержал. А будет вести себя несколько более сдержанно, пусть и высокомерно. Мол, ребята, вы хорошие, но не туда залезли. И давайте расходиться, как подобает. Точка.
Вместо такого нормативного поведения — суперэксцесс. И описание суперэксцесса в одной из самых многотиражных газет.
Уровень № 3 ничуть не менее важен, чем предыдущие. Он касается профессионализма. Специфического и крайне существенного. Расскажу то, что знаю.
И сразу оговорю, что этим рассказом не хочу никого дискредитировать. Отнюдь не каждый работник ФСО должен быть суперменом. Но даже супермены из реальной жизни — отнюдь не супермены из боевиков, где «махнул в одну сторону — улочка, отмахнулся — переулочек». Прекрасно подготовленный человек может получить неожиданный удар по голове и дальше оказаться беспощадно избитым. На моей памяти один великолепный спортсмен и боевик получил подобный удар от женщины — она ударила его авоськой с консервными банками.
Нет «вообще защиты от дурака». Никакая квалификация не дает стопроцентных гарантий. Группа не слишком квалифицированных, но решительных людей может создать для одного суперподготовленного специалиста очень острую, а то и тупиковую ситуацию. Ну, что еще я должен оговорить для того, чтобы не оказаться романтическим юношей с неверными представлениями о рамках реальных человеческих возможностей? Есть у меня эти представления, есть. Но есть и некий опыт, которым почему-то мне здесь захотелось поделиться. И вовсе не потому, что я кого-то (особенно избитое Авериным лицо из ФСО) хочу в чем-то упрекнуть.
Итак, несколько слов по поводу этого опыта.
Лично я никогда не блистал спортивными достижениями. Но в силу юношеских амбиций получал какие-то умеренные разряды по всем основным боевым искусствам. С учителями мне повезло больше, чем им со мной. Был среди них, например, уже давно покойный и глубоко уважаемый мною Анатолий Аркадьевич Харлампиев. Да и не только он. Итак, спортсменов я уважал. Потому что они были трудягами. И личностями. А интеллектуальное рафинэ никогда не было мне присуще. С годами же отвращение к этому рафинэ даже усилилось. Почему-то спортсмены отвечали мне взаимностью. Уж точно не по причине моих спортивных достижений.
