мне.
— Так точно.
Баширов вышел из кабинета и, не останавливаясь, прошел дальше по коридору к кабинету генерала Потапова, одного из заместителей директора ФСБ. Было уже поздно, и в приемной сидел дежурный помощник. Он разрешил Баширову пройти к генералу, предупредив Потапова о визите полковника.
— Разрешите войти? — спросил Баширов, открыв дверь.
— Заходите, — разрешил Потапов.
Он поднялся со своего места и приветствовал полковника крепким рукопожатием. Затем сел напротив него за коротким приставным столиком.
— Меня волнует эта ситуация с «Литературным экспрессом», сразу начал Потапов, — после вашего визита в Англию выяснилось, что англичане все же смогли вычислить, кто и зачем к ним приезжал. Мы послали нашего человека в эту поездку, но и англичане прикрепили к «Экспрессу» своего агента. Вы о нем слышали. Это Джеймс Планнинг. И все эти странные события нас очень волнуют. Кто-то обстрелял нашего представителя и Планнинга. Кто-то убрал Густафсона с очевидной целью подставить нашего человека. Мы беспокоимся, что ситуация может сложиться не совсем так, как нам бы хотелось.
— Я вас понимаю, — угрюмо ответил Баширов.
Впервые в жизни он чувствовал себя почти предателем, хотя получал конкретные указания от человека, занимавшего в их организации гораздо большую должность, чем сам Потапов.
— Вы один из лучших наших специалистов, — продолжал генерал. — Может, вы посмотрите наши материалы и дадите конкретный совет по сложившейся ситуации?
— Я не был допущен к проведению этого этапа операции, — напомнил Баширов, — вы ведь знаете, как у нас ревниво относятся, когда одни и те же люди занимаются делами в разных управлениях.
— С вашим руководством мы договоримся. — улыбнулся Потапов. — Я бы хотел, чтобы вы дали конкретные рекомендации. Возможно, мы ошибаемся и напрасно так спокойно ждем этот «Экспресс». Ведь среди его участников наверняка окажется человек, которого нельзя впускать в страну ни под каким видом.
— Вы послали в поездку нашего представителя? — уточнил Баширов.
— Нет, — ответил Потапов, — это не совсем наш представитель. Вернее, это вообще не наш представитель. Мы полагали, что обычному офицеру будет трудно вычислить возможного преступника за столь короткое время. И поэтому было принято решение отправить туда независимого эксперта-аналитика. Но у нас пока нет от него никаких данных, а время торопит. Возможно, нам следует помочь ему в решении проблем, которые стоят перед ним.
— Вы предлагаете мне выехать на место? — прямо спросил Баширов.
— Думаю, это нецелесообразно. Но вы могли бы порекомендовать нам офицера, которого мы сможем прикрепить к поезду в качестве независимого журналиста. Вы ведь профессионал и занимаетесь вопросами активного противодействия терроризму.
— Если разрешите, я дам вам свои рекомендации завтра вечером, — попросил полковник.
— Да, конечно, — согласился Потапов. Он поднялся и пожал руку полковнику. — Спасибо вам. Буду ждать ваших рекомендаций.
Баширов вышел и снова вернулся в первый кабинет. Это был кабинет непосредственного руководителя Потапова, первого заместителя директора ФСБ генерала Городцова.
— Поговорили? — спросил Городцов, когда Баширов вошел к нему без доклада.
— Да, — кивнул полковник, проходя к столу. — Они опасаются, что Дронго может не справиться, и просят дать ему в помощники кого-нибудь из наших офицеров.
— Мы им дадим такого офицера! — засмеялся Городцов. — Обязательно найдем и пошлем на помощь Дронго. Ох уж ли непрофессионалы. Сначала Потапов со своим гуманитарным образованием, потом этот непонятный Дронго со своими методами конца прошлого века. Я думаю, мы найдем им такого офицера.
— Я бы не стал недооценивать Дронго, — заметил Баширов. — Он очень сильный аналитик и неоднократно доказывал это на деле.
— Знаю, знаю, — отмахнулся Городцов, — вы все здесь на нем помешаны. Но он только человек, а не Бог. А в Бога я не верю с детства. Поэтому давай думать, кого именно мы пошлем. У меня есть неплохая кандидатура, которая должна тебе понравиться.
Баширова раздражал непомерно амбициозный тон Городцова, но он молчал. Настоящий профессионал, он уважал других профессионалов и не терпел бахвальства. Но говорить об этом генералу не стоило. В конце концов, они и так завязли в этом деле слишком глубоко. И полковник уже догадывался, кого именно может рекомендовать Городцов. И от этой догадки ему было не по себе. Он вдруг подумал, что впервые в жизни с напряжением ждет, чем все это кончится. И не видит для себя благоприятной перспективы.
ДОРТМУНД. 18 ИЮНЯ
Вторая смена отправилась обедать примерно в два часа дня. Все сели за свои столики. Дронго оказался рядом с украинцами. Он был одет в светлый костюм и для голубой рубашки выбрал серо-голубой коллекционный галстук от Живанши. Когда он проходил по вагону, увидевшая его Дубравка Угрешич из Германии изумленно всплеснула руками:
— Ну как вам это удается? Мы не можем вовремя погладить платье, а вы всегда ходите в отутюженных костюмах. Вы сами их гладите?
— Конечно нет, я вообще не умею гладить. Просто в каждом городе я нахожу нужных мне людей, которые готовы оказать мне эту небольшую услугу.
Вместе с Дронго за столом оказались Бондаренко, Вотанова и Юрий Семухович. Они сели напротив него, разместившись втроем на двух соединенных вместе креслах. А Микола Зинчук уселся рядом с ним. В результате показалось, что в ресторане разместились не двадцать два человека, а двадцать три, и «лишним» оказался греческий журналист Анастасис Темелис, который сел на свободное место, за столик, где уже расположились Павел Борисов, Виржиния и Яцек Пацоха. За третьим столиком устроились четверо иберийцев. За четвертым оказались вместе три представителя Югославии и Мэрриет Меестер. Четыре стола стояли с правой стороны от прохода. С левой были еще три столика, рассчитанные на два человека каждый. За одним уселись литовцы, за вторым — Георгий Мдивани и Мулайма Сингх, а за третьим — Стефан Шпрингер и Альваро Бискарги.
Пожилая располневшая немка медленно разносила заказанную еду. За каждым столом вспыхивали свои дискуссии, споры. Дронго, обедавший с украинцами, слушал их возмущенные реплики по поводу интервью, которое дал Алексей Харламов одной из российских газет. Он не особенно выбирал выражения, а журналист, воспользовавшись этим, добавил собственные оценки, представив самого писателя в крайне невыгодном свете. В интервью Харламов не просто оправдывал войну, но и доказывал, что есть войны, которые можно и нужно оправдывать. Именно поэтому украинцы предлагали принять специальную резолюцию, осуждающую подобные высказывания.
Дронго, беседуя с ними, наблюдал за всеми присутствующими. Шпрингер рассказывал очередной анекдот, и все смеялись. Георгий Мдивани слушал Мулайму Сингх и вежливо кивал. О чем-то тихо говорили литовцы. За столом, где сидели испанцы и португалка, слышались веселые восклицания. А вот за столом югославов, наоборот, было тихо.
Время от времени кто-то выходил, чтобы покурить в коридоре или зайти в туалетную комнату.
— Нужно заканчивать поскорее, — предложила Вотанова, — иначе мы ничем не будем отличаться от западных европейцев. Они приходят в ресторан или в бар и сидят здесь за бутылкой пива, не понимая, что нужно освободить места для других гостей.
— У них такие привычки, — усмехнулся Дронго, — и они не хотят их менять даже во время поездки.
— Я хотел вас поблагодарить за октонисепт, — вспомнил Андрей, — очень хорошее лекарство. Мне,
