ничего.
— Это не тот случай. Густафсон был не обычной жертвой. Он согласился на эту поездку в качестве пособника главного убийцы. Но с самого начала стало ясно, что у Густафсона, давно отвыкшего от подобной роли, начали сдавать нервы. И тогда убийца принял единственно верное решение — вычеркнуть ненужного помощника из нашей поездки. А мерзавцем Густафсон был, можете в этом не сомневаться.
— Верю вам на слово, — кивнул Хоромин. — Что я должен делать? Чем могу вам помочь?
— Для начала постараться стать своим человеком в «Экспрессе». Какими языками вы владеете?
— Английским и испанским.
— Прекрасно. Подружитесь с журналистами, пообщайтесь с писателями, в общем, проявляйте здоровую инициативу. Чтобы вас принимали за своего. Ни одного вопроса об убитых, ни одного вопроса о политике, здесь на это наложено негласное табу. Если понадобится, я вас позову. Вы меня понимаете?
— Вполне. Прямо сейчас отправлюсь в бар.
— И последний вопрос. Официальный представитель от России Кязим Оруджев — тоже ваш человек?
— Нет, — ответил Хоромин, — он сотрудник министерства печати. Хотя не исключаю, что он тоже представляет несколько ведомств в нашей группе. Но от моей «конторы» я здесь единственный представитель, это абсолютно точно.
— Спасибо. Встретимся после того, как пройдем немецко-польскую границу. Я бы посоветовал вам вернуться к этому времени в наше купе.
— Почему?
— Лучше, чтобы вы находились рядом с российскими писателями и журналистами. Не нужно слишком выделяться.
— Понимаю. Кстати, мы можем все время встречаться, я действительно должен сделать с вами небольшое интервью.
— Надеюсь, что наши беседы не появятся на страницах газет, — пошутил Дронго, отходя от своего собеседника. Тот громко засмеялся в ответ.
Дронго направился в другой вагон. Там уже находились представители Украины и Грузии, оказавшиеся вместе в восьмиместном купе. Он открыл дверь. Здесь были все, кроме Вотановой.
— Как у вас дела? — спросил Дронго. — Почему вы собрались в одном купе?
— Других мест не нашли, — ответил Микола Зинчук. — А вы где устроились?
— С российскими писателями, — ответил Дронго, — там интересный спор у Харламова с коллегами. Мне вообще кажется, что вы его немного недооцениваете. Он гораздо интереснее, чем вам кажется. И не столь одномерен.
— Он дал новое интервью «Литературной газете», — заявил Андрей Бондаренко, — вы прочтите его высказывания. Разве можно делать подобные заявления?
— Обязательно почитаю. Но я хочу, чтобы вы поняли и прочувствовали его боль, его сомнения. У каждого человека свое право на истину.
— У убийцы тоже? — спросил Важа Бугадзе, и все вздрогнули.
— Да, — ответил Дронго, — наверно, у него есть право и на свою истину.
— Если убийца с нами, я его сам задушу, — пообещал Георгий Мдивани, — такие люди не имеют права жить. Как можно было убивать Темелиса? Он был такой спокойный, такой порядочный человек.
— Надеюсь, вы пошутили, — сказал Дронго, — но в любом случае я с вами согласен. Вы очень порядочный человек, Георгий, и мне будет приятно с вами общаться и в дальнейшем. Глядя на вас, я понимаю, почему грузин называют нацией князей.
— Не нужно так говорить, — растрогался Георгий, — давайте лучше пройдем в бар, и я вас угощу текилой.
— Нет, — сказал Дронго, — это я пришел в ваше купе. Сейчас мне нужно закончить некоторые дела, а когда мы пройдем границу, я обязательно вас найду, и мы с вами выпьем.
— Договорились, — кивнул Георгий.
Дронго прошел еще несколько купе. В одном из них он обнаружил Сильвию Треудел, беседовавшую с Драганой Павич. Разговор шел на английском.
— Извините, что вам помешал, — начал Дронго, показывая пуговицу, — вы не знаете, чья это пуговица?
— Точно не помню, чья, — сказала Драгана. — Может, вы мне ее оставите, и я найду владельца.
Он вспомнил разбитое лицо Темелиса. Если эта пуговица принадлежала убийце… Он сжал пуговицу в руке. Подставлять эту девочку он не имеет права.
— Нет, — сказал Дронго. — я сам найду владельца. А вы, если вспомните, найдите меня и скажите, кому мне ее отдать. Только сначала найдите меня, договорились?
— Я вспомню, — уверенно сказала Драгана, — обязательно вспомню.
— Сильвия, вы все время были в коридоре, — напомнил Дронго, — говорили по мобильному телефону. Некоторые говорят, что Темелиса кто-то позвал. Вы не помните, кто именно его позвал?
— Нет, не помню, — ответила она. Сильвии было под сорок. Она была среднего роста, имела довольно хорошую для такого возраста фигуру, заплетала свои длинные черные волосы в косы, употребляла специальную косметику для лица и вообще следила за собой.
— А кто был в соседнем купе, вы не помните? — спросил Дронго. — Кто был в предпоследнем купе, рядом с вами? Югославы? Украинцы? Грузины?
— Нет, испанцы, — уверенно ответила Сильвия, — точно, испанцы. Альберто Порлан все время стоял в коридоре и о чем-то говорил с французом Жаком Жуэ. Потом француз ушел, и Альберто вошел в купе. Там они были впятером.
— Вчетвером, — поправил ее Дронго.
— Нет, впятером. — упрямо ответила Сильвия, — там с ними был еще Мехмед Селимович. Он почему-то сидел в ними. Кажется, они говорили с Карлосом. И вместе пошли в вагон-ресторан.
— А потом вместе вернулись?
— Да, но Селимович ушел в соседний вагон. Там в первом купе были югославы. Он, Зоран Анджевски, Иван Джепаровски и, по-моему, еще кто-то, возможно, их аттендант. Но этого я точно не помню.
— Почему вы знаете, кто находился в первом купе следующего вагона?
— Я несколько раз выходила в другой вагон. Мы были с Мулаймой Сингх. Хотели договориться с немцами, чтобы нам разрешили перенести наши выступления в Ганновере. А штабной вагон был в начале состава, поэтому мы видели, кто сидел в первом купе. Во втором были Бискарги и Шпрингер. Мы к ним зашли и даже взяли у Шпрингера открытку с видами Лихтенштейна, которые он всем дарит на память.
— Спасибо, Сильвия, извините меня за беспокойство. Надеюсь, вы не забудете позвать меня на свадьбу в Москве?
— Не забуду, — рассмеялась Сильвия, чуть покраснев.
Дронго прошел дальше. Навстречу шел Бискарги. Увидев Дронго, он остановился. На нем была спортивная майка фирмы «Адидас» и темно-коричневые брюки.
— Я хотел взять у вас интервью для нашего журнала, — сообщил Бискарги.
— На каком языке он выходит?
— На испанском. Но я буду говорить с вами по-английски.
— Конечно, — согласился Дронго, — а где ваше купе?
— В другом вагоне. Вместе с представителями Испании. Там баск, каталонец и я. В общем, кроме Карлоса, все представители маленьких околоиспанских литератур, — рассмеялся Бискарги.
— Я думал, что Галисия — это ближе к Португалии, — сказал Дронго.
— Правильно, — согласился Альваро Бискарги, — поэтому наш Карлос всегда с португальцами. Мы договорились?
— Конечно, — кивнул Дронго, — в любое время к вашим услугам.
Он прошел дальше. Во всех купе, превращенных в своеобразные маленькие залы, шли дискуссии. Темы были самые разные. От постмодернизма в искусстве до интернетовской литературы, от классиков литературных жанров до новаторов, создающих свои произведения в виртуальных мирах. Это было настоящее пиршество духа, когда творческие люди стольких стран Европы могли общаться.
