застывшего по соседству “фольксвагена”, в котором парился, как кальмар в консервной банке. Иван, впрочем, не спешил. Самолёт в Монтеррей летал через каждые два часа. Габриэлы всё равно дома нет и ещё дня два не будет. Согласно легенде, он так и устраивал свои дела по месту прежнего жительства. Обрубал концы. С тем, чтобы окончательно переехать в Акапулько.
– Канкун – это на Юкатане, – объяснил Иван.
– А Юкатан-какатан твой – это где?
– На юге страны.
– Не, так далеко я не забирался, – сказал таксист. – В прошлом году ездили с подругой в Роза-Рику на восемь дней. А вообще я не люблю уезжать из Маньяна-сити. Так и что там, в этом Канкуне?..
Ну и молодец, подумал Иван. Молодец, что не любишь никуда уезжать. Значит, можно тебе вешать на уши лапшу килограммами. Вплоть до того, что на Юкатане живут люди с песьими головами…
– Там, значит, курорт. Ну, море, пляжи, орхидеи… Так?..
Таксист кивнул. Толстяк в “фольксвагене” моргнул и вытер с шеи пот.
Ну, Андрюха, выручай, братан! Не держи зла за то, что давеча тебя приколол с этими динофлагелятами!..
– Там на берегу стоит старинный пиратский корабль. Или точная копия его. Для туристов. Каждый, кто хочет, может войти внутрь и сфотографироваться.
– Зачем? – в один голос спросили толстяк и таксист.
– На память, – объяснил Иван.
Слушатели переглянулись.
Как там было?.. “
– Ну, кто с женой – тот с женой, а кто не с женой – тот с подругой…
Слушатели опять переглянулись, на этот раз с некоторым плотоядным предвкушением во взорах.
– А потом – сигарету выкурил и – в пушку окурок запихал…
– В какую пушку? – спросил толстяк из “фольксвагена”.
– Я же говорю: это пиратский корабль. Понимаешь? Раньше он плавал по Маньяскому заливу, грабил купцов, воевал с правительственным флотом… Это было ещё до Войны за Независимость… Двести лет назад. Или триста. А потом его поставили на прикол и водят туда туристов. Экзотика. Это понятно?
– Ну…
– Ну, вот и представь себе: был грозный корабль, на всех страх наводил, а теперь ты, или я, или кто другой – туда вошел, с подругой сфотографировался, вина выпил, окурок в пушку запихнул и пошёл себе, довольный… Понимаешь?
– Понимаю. И что же здесь смешного?..
– А смешного то, что человек тоже зачастую повторяет этот путь. Пока он в силе, его уважают, перед ним заискивают, добиваются его дружбы, расположения… А потом он состарился, и с ним поступают как с этим пиратским кораблём: сфотографировался на его фоне, окурок в пушку запихал, и пошёл себе…
– Ну?.. И что же?
– Вот я и подумал: может, лучше вовремя пойти ко дну, чтобы из тебя не сделали такой музей, а?.. Понимаешь, амиго?
Таксист с минуту молчал, затем осторожно спросил:
– Насколько я понял, основная соль здесь в окурке?..
– Почему?
– Потому что ты, по всей видимости, накурился, даже, я бы сказал, перекурился. Вот тебе и смешно непонятно почему. Точно?..
– Да нет… – сказал Иван, которому смеяться уже расхотелось.
– Как нет?..
– Да я не курю вовсе…
– Ты слышал? – обратился таксист к толстомордому в “фольксвагене”. – Он, оказывается, не курит!
– То есть совсем? – спросил толстяк юмористическим тоном.
– Вообще не курит! – сказал таксист с комической убеждённостью.
Толстяк наморщил лоб и спросил:
– И никогда не курил?..
– Даже не знает что это такое! – подтвердил таксист, сделав серьёзное лицо.
И они оба начали хохотать, да так залихватски, что водители застрявших в пробке машин сперва недоумённо на них оглядывались, а потом начали дружно давить на свои клаксоны, и над виа Реформа поднялся гудёж, какого тут не слышали с ноября прошлого года, когда в отель “Эль Импорио” по этой улице из аэропорта везли Диего Марадонну, обкуренного, как поросёнок.
В Монтеррее Ивана в его комнате дожидалась Габриэла. Одетая в одни только узкие трусики, она сидела с видом пай-девочки на краю его койки, застеленной рыжим покрывалом с изображением Пирамиды Солнца в Теотиуакане и грустно курила длинную коричневую сигарету. Ухо её почти зажило: оно запеклось розовой корочкой и игриво выглядывало из-под густых чёрных волос.
– Ты откуда? – спросил обалдевший Иван.
– Я не смогла дождаться, пока ты приедешь, любимый, – сказала девушка, погасила сигарету и взялась за пряжку ремня на его джинсах.
– Но как ты меня нашла? – спросил Иван и с удивлением заметил, что голос его вибрирует как вымпел на ветру.
– В Монтеррее не так много Иванов Досуаресов, – ответила Габриэла, стаскивая с него штаны. – Может, тысяча-другая…
? А где твоя одежда?
? Я приехала к тебе завернутая в покрывало. Они ещё не знают, что я удрала.
– А как ты проникла в комнату?.. – спросил Иван, но ответа на свой вопрос не получил.
Он ещё хотел спросить, не слушала ли она в его отсутствие какую-нибудь музыку, но секунды через три эти проблемы решительно перестали его интересовать.
Глава 31. Полковник Коган обрубает хвосты
Светало. Лесистые верхушки гор, как проснувшиеся младенцы, улыбались розовым. В густом синем небе реактивный самолет прочертил толстый белый след.
Василий устал и хотел спать. Но спать ему Абрамыч не разрешил.
– Абрамыч, – спросил он робко. – Мы куда едем-то?
– Поговорить с одним человечком, – ответил Абрамыч, глядя на дорогу.
– По поручению папы?
– Да пошёл он на хрен, этот папа, – неожиданно вспылил Абрамыч. – Алкаш вонючий. Забодал.
Василий вопросительно уставился на старшего партнёра.
– Сколько можно, Вась? – продолжал Абрамыч. – Я сюда приехал делать серьёзные дела или я сюда приехал работать воспитателем в детский сад?
– Дак… а это?.. – совсем растерялся Василий.
– Такой род деятельности я мог иметь и дома. Без малейшего риска, на досуге почитывая в подлиннике Акутагаву и Юкио Мисиму…
– Ты?!. – удивился Василий.
– Я, я. И кто мне скажет, что я, Самуил Абрамович Коган, прямой потомок Соломоновых первосвященников, которые имели право входить в хранилище скрижалей Моисеевых, забыл на этом другом конце земли, чтобы носиться ночью по горам за какой-то взбалмошной шлюхой, ежесекундно рискуя нарваться на пулю или гранату?.. Что, мне так уж нужны эти деньги? У меня денег хватит на три еврея…
– Абрамыч, – сказал Василий удивленно. – Что это ты вдруг базар погнал[66]?
– Устал я, Вася, – признался Абрамыч. – Я же старый для этих подвигов.
– Я, Абрамыч, тебя очень сильно уважаю, – сказал Василий. – Ты железный человек. Для тебя преград нет никаких – любые непонятки в момент разруливаешь. И ещё ? ты, Абрамыч, умеешь свой страх никому не показывать. Это редкая штука. У дяди на поруках[67] ты бы в
