Джентльмены чужих писем не читают

Словом, везде.

Ну нет, нет ему пути домой. Что бы там ему в вину не вменили. Даже если бы и вовсе ничего не вменили – нету ему пути домой.

На чём же он прокололся? На чём его подловили, ядрёна вошь? Бурлак выехал со стоянки, и вся кавалькада автомобилей устремилась вслед за ним. Не хуже Всенародно избранного, понимашь, усмехнулся Бурлак. Хотя смешного в создавшейся ситуации, надо признать, не было ни хрена.

Или Сашка Ноговицын наврал, что донос сучонка существовал на белом свете в единственном экземпляре? Донос этот он, как обещал, Бурлаку передал сразу по окончании их так называемой “инспекции”. Опять же в старое время Бурлак эту цедулю заставил бы сучонка сожрать без воды и хлеба, но теперь – нельзя, теперь у нас – гуманность и демократия – особенно в отношении рукастых-волосастых, ? и Владимир Николаевич, порвав бумагу на кусочки, спустил её в командирский унитаз.

Паркуя машину на посольской стоянке, он увидел, как в ворота въезжает лимузин посла. Ну, значит, сейчас всё и разъяснится. Бурлак прямым ходом направился в приёмную. В полутёмном холле столкнулся с громилой из смежного ведомства, как его, Серебряков, что ли?.. Тот посмотрел на военного атташе с хитринкой, не поздоровался – уже знает, сволочь. Не ихняя ли, кстати, работа? Не Петров ли змей ручонку приложил?..

Более чем вероятно.

Бурлак вошёл в приемную. Секретут даже не приподнялся из-за своих телефонов при виде военного атташе. И этот уже всё знает, подонок. Один Бурлак ни хера не знает!.. Тихо, тихо, сказал себе Владимир Николаевич. Не время нервничать. Не время.

Вошёл посол. Хмуро прищурившись на Бурлака, кивком пригласил его в кабинет.

Мурло, подумал Бурлак. В былые времена на цирлах бегал вокруг резидента ГРУ, на доклад записывался, а теперь – большой стал, ебиёмать, начальник. Ну совсем большой.

От попыток посла разыграть истерику Бурлаку опять сделалось смешно, но виду он не подал. Посол даже пытался брызнуть в пространство какой-нибудь слюной, но от перенапряжения у него во рту пересохло, и брызги из оскаленной в меру пасти не вылетели.

– Я… у меня нет слов! – пыхтел посол, исходя ржавыми пятнами. – Вы всех нас опозорили, запятнали честь державы…

– Чем? – спокойно спросил Бурлак.

– Он ещё спрашивает!.. – подавился посол. – Да вы сами не догадываетесь, что ли, что произошло?..

– Нет, – сказал Бурлак и честно пожал плечами.

– Вы допустили непростительную небрежность в работе! – прошипел посол.

– Какую?

– Вам объяснят! С этой минуты вы под домашним арестом! Здание посольства не покидать вплоть до эвакуации! Я немедленно связываюсь с Центром и жду указаний по поводу вас. Как только получу их, вы будете извещены! Это приказ. Можете идти.

Бурлак развернулся и вышел из кабинета. Секретут уткнул лукавую морду в телефоны и старался с бывшим резидентом взглядом не встречаться.

– Козёл! – сказал ему Бурлак.

Шагая по коридору, он снова столкнулся с громилой Серебряковым. Они меня пасут, что ли? Точно, пасут. Чтобы не сбежал. Ох, что же я такого натворил жуткого, что аж до этого дошло?..

Он выглянул в окошко и увидел двух смежников, вяло перекуривавших у ворот посольства. Одного из них он помнил в лицо: Талалаев, кажется, звание – капитан; другой был какой-то молодой, неизвестный. Гэбэшные морды топтались на одном месте, время от времени стреляя глазами в сторону парадного входа.

Пасут.

В “танцклассе” резидентуры его встретила напряжённая тишина. Двое молодых ходоков, сидевших в углу, уставились на него как на привидение наркома Троцкого или бабушки Коллонтай.

– Спокойно, ребята, – усмехнулся Бурлак и прошёл к себе. – Я ещё не умер.

Пятый шифровальщик Гришка встал при его появлении и протянул ему бумагу. В глазах Гришкиных, до сего дня вечно наглых и зелёных, теперь сквозила тоска агнца, обреченного на заклание, причем агнца с мозгами, всю эту муйню отчетливо понимающего.

Рядом, плотоядно ухмыляясь, стоял и источник этой тоски – майор Мещеряков Валерий Павлович, секретный внутренний позывной – “сучонок”. Бурлак взял бумагу и попытался прочесть, что там написано. Буквы почему-то разбежались в разные стороны и встали как им заблагорассудилось. Ни черта не понять. Да и буквы какие-то нечеловеческие, если присмотреться. Может, я её держу вверх ногами, подумал Бурлак и перевернул документ. Получилось ещё хуже.

– Что здесь написано? – спросил он. – Ни хера не вижу без очков.

Гришка протянул руку к бумаге, но сучонок опередил его, выхватил лист и с наслаждением садиста зачитал:

– “Совершенно секретно. Приказываю командира дипломатической резидентуры ГРУ-043-М полковника Бурлака Владимира Николаевича отстранить от командования. Командование резидентурой вплоть до особых распоряжений принять на себя первому заместителю командира дипломатической резидентуры ГРУ-043-М майору Мещерякову Валерию Павловичу. Полковнику Бурлаку помещения резидентуры не покидать вплоть до особых распоряжений. Начальник ГРУ генерал армии Корабельников.”

Дочитав, Мещеряков протянул бумагу Бурлаку. Бурлак опять повертел её так и сяк, и опять ничего не разглядел.

Этак никуда не годится, подумал он. Теряю над собой контроль. До вчерашнего дня, вроде, дальнозоркостью не страдал…

Именно что не страдал, подумал он с сарказмом, оценив смысл слова “дальнозоркость”. Вот и донестрадался.

– Ладно, – глухо сказал он. – Пусти меня в мой кабинет.

– Я не могу этого сделать, Владимир Николаевич.

Ах ты, говно, подумал Бурлак и спросил:

– Почему?

– Я, извините, не обязан вам докладывать, почему. Откройте ваш кабинет. Или скажите шифр замка. Вы должны сдать оружие, ключи от сейфа и печать.

Сейчас, разбежался, подумал Бурлак. Хорошо ещё, что не старые времена, когда заместители резидента имели оружие. Теперь пистолет только у Бати, лежит в столе, смазанный, вычищенный Гришкой, последние пять лет ни разу не стрелявший… Ждёт хозяина…

– Гришка, выйди в танцзал, будь другом, – сказал Бурлак. – Мне с Валерий Палычем нужно обсудить кое-что.

Гришка посмотрел на Мещерякова. Тот, подумавши, кивнул.

– Валера, – сказал Бурлак совсем замогильным голосом. – Мне нужно уединиться. Ненадолго. Ты – мужчина и офицер, ты меня понимаешь. Потом ты войдешь. Я не буду дверь запирать. Обещаю.

Бурлак поднял глаза и посмотрел сучонку прямо в лицо. Тот колебался. Соблазн дать своему ненавистному врагу застрелиться был огромен. Мысли безудержно ворочались под черепной коробкой. Среди них была и такая: кто ведь знает его, пидараса старого, что он там наговорит про меня, ведь два-три слова, и кердык карьере, это опасность вполне реальная, имея в виду, какая меж нами любовь, а пуля в башку всё спишет, хотя, конечно, и нагорит мне за то, что его пустил и без присмотру оставил, но это окупится тем, что никаких характеристик от него на меня начальству не поступит, да и в бумагах под шумок можно будет спокойно пошуровать…

Коварная мысль быстро оформилась, расправила плечи, навешала трюнделей окружающим её разным прочим мыслям более гуманного свойства, остальных распихала в стороны и, вырвавшись на оперативный простор, заставила своего носителя промямлить со странной ухмылкой:

– Ладно, Владимир Николаевич, чего там, уединяйся. Входить не буду, так и быть. Можешь даже крючок накинуть – чтобы рука не дрожала. Только шифр замка напиши на бумажке, а то мало ли… Ну, чтобы потом