строго научной основе брачный эксперимент, этакий синтез двух «отборных», но, черт побери, совершенно ненужных друг другу людей?..
— А что? — невозмутимо ответила мать. — Любовь — категория иррациональная, и попытка привнести в нее элемент логики…
Больше Валера ничего не слышал. Оглушенный, ушел в свою комнату и лег на диван. Сказано зло, но отец прав… И поощрительные улыбки матери, и добродушные реплики Ильи Петровича, и изощренное кокетство самой Нины; предстали перед Валерой в новом свете.
Встал, подошел к столу, вытащил из ящика две фотокарточки. Вот они — рядом. Нина…Смуглое лицо с мальчишеской челкой, с улыбкой, отрепетированной до автоматизма, но все равно чарующей, сводящей с ума… И волжаночка, бесхитростная и открытая, с распахнутой душой…
По мере того как созревало решение, Валера успокаивался.! Да, он сделает это или навсегда перестанет себя уважать.
Положил фотокарточки на место, выскользнул из квартиры, сел в машину и поехал в общежитие. Увидев его непривычно серьезным, еле сдерживающим волнение, Маша догадалась и побледнела. Не выдумывали, значит, что видели его с разлучницей. Что ж, чему бывать, того не миновать. Сейчас скажет, ударит, убьет наповал. Она тоскливо смотрела на Валеру, умоляла глазами: «Не надо, как-нибудь после, потому что ты еще не знаешь, что во мне твой ребенок, и если скажешь сейчас, то всю жизнь и не узнаешь».
А когда сказал — не поверила, а поверила — помертвела. Поплакала немножко, умылась, надела свое много раз стиранное платье и туфельки-гвоздики, из-за которых целый месяц сидела на хлебе и чае, увязала толстую русую косу и поехала, потерянная, с ним подавать заявление.
Родителям Валера показал уже паспорт со штампом.
Среди комплиментов, заслуженных и незаслуженных женщины выше ценят незаслуженные. Марии Федоровне не раз говорили о ее редкой проницательности, о том, какой она тонкий психолог. Если бы это действительно было так, то, взглянув на лицо сына, мать поступала бы по-иному. А может, психология здесь была ни при чем, а просто имело место состояние аффекта.
— Ключи от машины, — протянув руку, сказала мать. Валера отдал ей ключи.
— Деньги! Валера вытащил бумажник. Мать оставила в нем сорок рублей, возвратила.
— Твоя стипендия, кажется? Разведешься — приходи. Будь здоров.
Наступало лето, теплая одежда была не нужна. Валера снял с себя дорогой костюм, надел тренировочные брюки и ковбойку, кеды, в которых ходил в турпоходы, и ушел не простившись.
Аборт жене делать запретил, учебу оставил и устроился в таксомоторный парк — сначала учеником, а потом водителем. Сняли они небольшую комнатку. Маша продолжала заниматься в университете, а он зарабатывал на жизнь. Худо ли, бедно, но хватало и на комнату, и на еду, и на скромные обновы.
Однажды к ним заявился отец. Он с деланной иронией прошелся по адресу отощавшего сына, сострил насчет будущего внука и, поговорив о том о сем, сделал молодоженам совершенно неожиданное предложение: объединиться. Сообща сняли две комнатки, жить стало легче. Мало того, что отец умел и любил готовить, — он оказался умным и тонким собеседником. Все трое быстро стали друзьями. Поступок сына отец решительно одобрял.
Как-то Валера признался, что невольно подслушал тот самый разговор, сыгравший немалую роль в дальнейших событиях.
— Признание на признание, — выслушав сына, сказал отец. — Я впервые стал тебя уважать, когда ты хлопнул дверью. Откровенно: в дом, где бы ты обосновался с этой… юной хищницей, я бы не пришел… Ты слыхал, наверное, от матери, что я неудачник. Неудачник я потому, что не решился в свое время поступить так, как ты. И тебя бросать не хотелось, и мать просила не ставить ее в ложное положение. В общем, проявил нерешительность… А ты молодец — сам свою жизнь решил строить? Купил тахту — твоя тахта, собственная. Кастрюлю сегодня приволок — твоя кастрюля, за свои деньги купленная. Это, брат, очень важно, что за свои. Голодранцами поженились — жизнь красивее сложится, дети счастливее будут.
О бывшей жене отозвался так: — Женщине положено от природы покорять, мужчин красотой и нежностью, а не приказами через отдел кадров. А женщина с таким характером, как у твоей матери, да еще заполучившая в руки власть — настоящий бич божий, любое возражение кажется ей возмутительной дерзостью. Если увидишь, — пошутил он, — что Машенька стремительно выдвигается, немедленно разводись!
Когда родились Оля и Катя, мать прислала коляску и игрушки. Подарки не были приняты. Тогда мать, улучив время, когда мужчины ушли на работу, приехала сама. Придирчиво осмотрела внучек, невестку. Спросила:
— Долго будешь дуться? — Меня вы, Мария Федоровна, нисколько не обидели, я вам человек чужой. Сына обидели. — А он, думаешь, меня не обидел? — Вам виднее, Мария Федоровна. — Так… Пора кончать эту историю… Для начала переезжайте на дачу, вечером пришлю машину… Чего молчишь? — Их дело, может, они и переедут. А мне и здесь хорошо. — А ты, тезка, гордая штучка… Ладно. «Москвич» Валерия стоит у подъезда, мой шофер подогнал, вот ключи. Скажи, чтобы вечером навестил мать. — Хорошо, скажу.
Мать поцеловала спящих внучек, холодно кивнула невестке и уехала. А вечером вместе с газетами достала из почтового ящика ключи от машины и короткую записку: «Спасибо, мама, не беспокойся, мы ни в чем не нуждаемся. Будет время — заезжай в гости. Валерий».
Оскорбленная, не простила. Так и не поняла, что пожала то, что посеяла.
Вскоре Валерий был призван в армию и два года прослужил в танковых войсках. Там он познакомился с Гавриловым, который по просьбе генерал-лейтенанта, своего бывшего комбрига, приехал, в гости к танкистам — рассказать про санно-гусеничные походы по ледовому материку. Гаврилову приглянулись три парня, которые после беседы попросили разрешения остаться и засыпали его вопросами.
— Загорелись? — Так точно, товарищ гвардии капитан…
— …запаса, — Гаврилов погрозил пальцем. — Не льстите. Когда демобилизуетесь?
— Через месяц, товарищ гвардии капитан запаса!
— Иван Тимофеевич, черти! Не раздумаете, приезжайте. — Гаврилов написал на листке адрес. — До встречи, что ли?
— Так точно, до встречи, Иван Тимофеевич!
И через полгода Валера Никитин и братья Мазуры осуществили свою мечту — пошли в транс¬антарктический поход.
Так что свою судьбу Валера определил сам.
Этот поход был уже третьим. Каждый раз получался трехлетний цикл: полтора года — Антарктида (зимовка плюс дорога), полтора года — дома. Пять-шесть месяцев — отпуск, год — работа в таксопарке. Окончил заочно автодорожный институт, куда перевелся из университета, получил диплом инженера- механика. Заработал в Антарктиде хорошие деньги, построил трехкомнатную кооперативную квартиру, принарядил Машеньку, а на положенную полярнику валюту накупил в Лас-Пальмасе близняткам таких игрушек, что в их комнате долго не утихал счастливый визг.
Огрубел, обветрился, плечи раздались, походка отяжелела, ладони покрылись каменнотвердыми мозолями. От прежнего Валеры в нем ничего не осталось, разве что неизменная доброжелательность ко всем, кто в нем нуждался.
В прошлом году, загорая на сочинском пляже, он увидел Нину. Ее девичья прелесть исчезла без следа. Она шла по пляжу в сопровождении шумных поклонников; Валера сравнил ее с Машенькой, сильной, свежей и красивой в своем материнстве, и таким невыгодным для Нины оказалось это сравнение, что он испытал к ней острую жалость.
Да, Валерий сам принял решение, перевернувшее его жизнь, и гордился им. У него есть любимая жена и две дочки, замечательный отец. Если главное в жизни каждого человека семья и работа, то ему повезло и с тем и с другим.
А если и доведется погибнуть, то многие помянут его добрым словом.
