что в начальных боевых операциях большую, чуть ли не решающую роль будут играть укрепленные районы[687]. Поэтому для ускорения их строительства зимой 1939/40 г. проводились рекогносцировочные работы по определению места строительства долговременных оборонительных сооружений. Эти работы в намечаемом для строительства Брестском укрепленном районе осуществлялись при глубоком снежном покрове и наспех. Поэтому результаты зимних рекогносцировок оказались неудовлетворительными, и весной 1940 года всю работу пришлось переделывать заново[688].
Таким образом, зимой 1939/40 г. никаких работ по строительству укрепленных районов и оборонительных позиций не проводились. Войска главным образом налаживали размещение личного состава и создавали условия для боевой подготовки, то есть строили конюшни, склады, аэродромы, артиллерийские полигоны, стрельбища, танкодромы, лагеря и т. п.
Вторичная рекогносцировка с целью определения мест долговременных огневых точек в Брестском укрепленном районе была проведена командующим 4-й армией генерал-лейтенантом В.И.Чуйковым, возвратившемся в армию после окончания советско-финляндской войны, совместно с командующим укрепленного района. Строительство оборонительных сооружений в брестском укрепленном районе развернулось в начале лета 1940 года. <...>
Механическое перенесение опыта строительства укрепленных районов в наши условия без определения их роли в начальных операциях, без учета особенностей театра военных действий, времени года, различий в организации и вооружении финляндской и немецкой армий было неправильным...»[689].
Еще один «превентивный удар» нечаянно нанес Сандалов по суворовскому «Ледоколу» — вот вам, между прочим, заранее, но, несомненно, «задним числом» придуманное коммунистами объяснение, зачем они проводили рекогносцировки своих западных границ перед войной. Так ведь, оказывается, для обороны!
А Сандалов продолжает:
«Естественно, что, готовясь к отпору сильного, хорошо технически оснащенного, имевшего крупные механизированные войска и сильную авиацию, противника, каковым являлись немецкие сухопутные войска и военно-воздушные силы, на обширных Западных и Юго-Западных театрах военных действий, нельзя было брать за основу опыт советско-финляндской войны»[690].
Во-первых, к чему готовясь? К отпору? Да неужто? А зачем же тогда книгу такую прятали? Но об этом позже, когда начитаемся секретами всласть. И, во-вторых, видимо, время от времени ошибаться свойственно людям в целом, а вовсе не только исключительно немецкому генштабу, который, по Суворову, родился не менее, чем на две минуты позже собственного идиотизма.
Продолжаем изучать Сандалова:
«До осени 1940 года в тактической подготовке войск, как и в предыдущие годы, преобладали условности. Наступление стрелковых подразделений и частей обычно условно поддерживалось батальонной, редко полковой артиллерией, обозначенной одним орудием, а иногда и указками. Дивизионные артиллерийские полки и зенитно-артиллерийские дивизионы дислоцировались отдельно от стрелковых полков, весной убывали в специальные лагеря и поэтому в совместных действиях со стрелковыми войсками не тренировались. Танков в стрелковых дивизиях не было. На тактических занятиях иногда танковые группы поддержки пехоты обозначались тракторами или броневиками. Передача радиограмм на учениях в приграничных дивизиях из-за боязни перехвата запрещалась. Разрешался только обмен радиосигналами.
При отработке оборонительных действий подразделений и частей условностей допускалось еще больше. Минных полей не ставили, траншей и ходов сообщения не создавали, а производили или обозначали отрывку так называемых ячейковых окопов, которые в последующем во время войны применения не нашли. Организация обороны с привлечением танковых частей и подразделений не отрабатывалась.
Командный состав и штабы всех степеней, в том числе и штаба армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью.
На учениях главное внимание обращалось на правильность принятого решения, его формулировку и оформление. Управление войсками на основе принятого решения отрабатывалось слабо. Опыта в управлении целыми соединениями, частями и подразделениями со всей боевой техникой и тылами командный состав почти не имел.
В ущерб подготовке подразделений и частей личный состав на длительное время привлекался к строительству пограничных оборонительных сооружений, жилых помещений, складов, столовых, конюшен, стрельбищ, тиров, танкодромов, спортгородков и т. д. После передислокации войск к новой границе большое количество личного состава, кроме того, отрывалось от боевой подготовки для охраны многочисленных карликовых военных складов и несения службы суточного наряда.
Значительная часть ошибок в боевой подготовке наших войск, особенно вред условностей в тактической подготовке, наглядно выявилась в советско- финляндской войне»[691].
Что? Песня советской боеготовности?
А теперь подумайте, зачем это все имело гриф «секретно» до самого взрыва «гласности» в горбачевскую пору. Неужели, чтобы все думали, что мы были не готовы к войне? Да как раз наоборот!
Суворов, после переориентации своих опусов на российского читателя, сейчас начал вспоминать самые замшелые байки о том, что «красный боец — в бою молодец», коричневая плесень с бесноватым фюрером была доблестно разбита непобедимой советской армией, а до Москвы и Волги мы отступали только затем, чтобы в Московской и Сталинградской битвах переломить хребет фашистскому зверю. Именно в рамках этой концепции и позволялось изучать войну советским историкам, а военные между тем «для себя» издавали реалистичные труды без официозного шапкозакидательства, проводимого Истпартом под лозунгом «а изгаляться не позволим!» Ведь должны же они были на чем-то учиться! А теперь Суворов объявляет доступные мемуары ложью, то, что было рассекречено — в «перестройку», вообще обходит стороной, вместо этого с картинной тоской поглядывая в сторону «сокрытых» мемуаров, апеллируя к тому, что «мало ли что там еще лежит». А в качестве Истины приводит те самые кумачовые агитки времен дедушки Суслова. Видимо, когда уехал — то и задержалось.
Однако, хватит бить себя в грудь и топтать в грязи немецкие знамена, или наоборот, скользить на
