— Пето, ты что-то сказал? — тихо спросил Пек.
Сонека запнулся.
— Да. Я сказал… Хотел сказать… Что вы это делаете. Я это видел.
Глаза Альфария сузились.
— Пето?
— Ваша главная черта — прагматизм, бесцеремонный прагматизм. Простите, я не ставил под вопрос вашу отвагу и честь, но это то, что есть в вас. Вы делаете то, что нужно для достижения великой цели.
Альфарий подошел к нему на шаг ближе.
— Ты внезапно стал специалистом по воинской этике Альфа Легиона?
Пето покачал головой.
— Я только сказал о том, что видел своими глазами. Без оговорок или сомнений, вы делаете то, что необходимо для победы. Оставленные мной на земле Тель Утана Танцоры подтвердили бы это.
— Ты считаешь нас безжалостными психопатами, — сказал Альфарий.
— Вы — самый эффективный из созданных на Терре механизмов войны. — сзади раздался голос Грамматикуса. — Разве это настолько плохое определение?
Последовало долгое молчание, нарушаемое только порывами ядовитого ветра. Альфарий смотрел на Омегона, а затем резко кивнул и повернулся к Герцогу и Пеку.
— Передайте Легиону приказ сниматься и готовиться к немедленному отступлению. Срочная схема эвакуации, отряд за отрядом, стандартная схема перемещения… — Он посмотрел на Грамматикуса. — Какая дистанция безопасна?
— Окраины системы хватит, — ответил Грамматикус.
Альфарий повернулся обратно к капитанам и продолжил.
— Перемещения на границы системы. Исполняйте.
Оба капитана отсалютовали и быстро пошли прочь, грохоча приливами приказов в вокс-сети.
— Сообщи Лорду-Командиру, что я встречусь с ним через полчаса. — повернулся Альфарий к Омегону. Затем он посмотрел на Грамматикуса. Тот взглянул прямо в глаза Примарху. — Джон, если окажется, что ты играл с нами в глупые игры, если окажется, что это был некий трюк или обман, то я лично казню тебя, а затем выслежу и уничтожу твою замечательную Кабалу.
— Это будет вполне обоснованно, сэр, — ответил Джон Грамматикус.
Часть 2
Место привала
Глава первая
Окрестности Гидра Тертиус 42, пять месяцев спустя после гибели Нурта
Пластина замка рядом со шлюзовой камерой считала отпечаток его руки слабой вспышкой света. Двери начали открываться. Он поднял тяжелые сумки, повесил себе на плечи и вошел внутрь.
— Добрый день, Джон.
Джон Грамматикус улыбнулся.
— Привет, Пето. Уже наступил следующий день?
— Да, — ответил Пето Сонека, ставя сумку на стальной стол.
— Сам бы я об этом не узнал, — подметил Грамматикус.
Подобным разговором для них начинался каждый день.
Отсек был достаточно большим для того, чтобы бесцельно слоняться по нему. Койка, два стула, стол, резервуар с водой на одной из стен и биотуалет — вот и весь интерьер. Окна отсутствовали, но свет горел постоянно, и, после длившихся неделями тихих жалоб, Грамматикусу выдали защитные очки для глаз, чтобы он мог имитировать ночь. Сонека никогда не закрывал за собой шлюзовую камеру. Она оставалась открытой, дразняще открытой на протяжении каждого визита. Он полагал, что это делалось для некоего сковывающего психологического эффекта. Он не закрывал дверь потому что ему приказали это не делать.
Из-за рециркулируемого воздуха, застоявшегося запаха туалета и плохого освещения отсек выглядел отталкивающе, но, несмотря на окружение, в котором он вынужденно оказался, сам Грамматикус всегда был чист. Они давали ему сменить белье каждые три дня, и он мыл одежду в тазике. Бритву ему не выдали и у него выросла борода, словно у какого-нибудь старого генерала.
Сонека открыл сумку и начал доставать ее содержимое.
— Что у нас сегодня? — нарочито весело спросил Джон.
— Холодное мясо, сэр, — тем же тоном ответил Пето, вынимая маленькие свертки в бесцветной бумаге. — Банку маринованных овощей, бутылку вина, буханку хлеба и витаминную добавку.
— Настоящий пир, — заметил Грамматикус.
— А еще есть сыр. Он особенно хорош, — согласился Сонека.
Они сели по разные стороны стола и начали разбирать еду. Сонека достал пару тарелок, чашек, ложек и ножей из сумки, а затем положил ее на пол.
Грамматикус взял нож и начал разрезать кусок сыра. Сонека вытащил пробку из бутылки и начал разливать вино по стаканам. Они двигались спокойно и неторопливо, как давно знакомые друзья. Пять месяцев общих обедов сделали свое дело.
— Как спалось? — спросил Пето, протянув Джону одну из кружек.
— Пето, мне плохо спалось последние десять веков, — ответил Грамматикус. — Но я не должен жаловаться. У меня есть все основания считать свою миссию успешной.
— Правда?
Грамматикус, потягивая вино взял кусок хлеба, а потом поставил кружку в середину стола и показал на нее пальцем.
— И что? — спросил делающий себе бутерброд Сонека.
— Рябь, Пето. Рябь.
Далекая вибрация, слишком слабая для органов чувств, прошла по палубе и передалась на стол и кружку. Тонкие круги расходились по поверхности вина как на экране сенсора.
— Скорость двигателя изменилась, — сказал Грамматикус. — Я думаю, что мы замедляемся для перехода.
Сонека с усмешкой кивнул.
— Да от тебя ничего не скроешь.
Жующий Джон лишь поднял брови.
Когда они закончили есть, Пето сложил вещи в сумку и попрощался с Грамматикусом. Закрывая за собой шлюзовую камеру, он видел как пристально Джон смотрел на него, продолжая сидеть за столом.
Сонека чувствовал себя одиноко с момента закрытия шлюза. Хотя он, честно говоря, не мог назвать Грамматикуса другом, агент Кабалы был самым близким подобием настоящей человеческой компании за последние полгода. Жизнь среди Астартес оказалась странным опытом, и новизна ощущений быстро прошла.
Первый капитан оттачивал технику ближнего боя в своей комнате. Одетый в накидку без рукавов, он отступал и поворачивался в очереди из парирований, блоков и ответных выпадов тренировочным мечом из прочного дерева. Восемь окружавших его оперативников повторяли его движения. Удивительно было наблюдать за поразительной четкостью этих движений. Сонека стоял у люка и наблюдал, пока Пек не обозначил коротким кивком перерыв.
Вереница оперативников прошла мимо Сонеки. Одним из них был Танер, человек с которым Бронци забрал его той судьбоносной ночью. Танер поприветствовал Сонеку легким кивком. Между агентами не
