эти проклятые вазы.
Он попросил одного из сотрудников:
— Когда будете забирать трупы, будьте внимательны, в карманах убитых могут быть документы. Савельев спускался за ним.
— Может, вам не нужно никуда лететь? — спросил полковник. — Это уже выше человеческих сил. Вы можете сорваться. Останьтесь, Дронго. В аэропорту есть кому действовать.
— Нет, — возразил Дронго, — я обязан все довести до конца.
На первом этаже у входа стоял спикер парламента. Он испытующе посмотрел на Дронго.
— Все?
— Взрыва не будет, — кивнул Дронго, — кажется, здесь все.
— Вертолет стоит рядом, вы можете лететь, — показал в сторону выхода спикер и, не удержавшись, спросил:
— Зачем вам это нужно?
В ответ Дронго только махнул рукой.
Наверху закончился банкет. Оба президента встали со своих мест и в сопровождении десятков людей покинули большой зал.
— Кажется, сегодня был самый удачный вечер в моей жизни, — пошутил Шеварднадзе, — я не думал, что так кончится.
Алиев кивнул. Самое главное они сделали — договор был подписан. Он думал, как трудно и мучительно идут все эти процессы. Может, это был их крест, который они должны были нести. Он с неподдельной симпатией взглянул на грузинского коллегу. И здесь схожесть судеб политиков была просто уникальной. Они мучительно уводили свои народы от края пропасти, над которой находились обе республики. Это была еще не передышка, но от пропасти им удалось немного отодвинуться. И в этом была несомненная заслуга этих пожилых мужчин, сейчас бок о бок идущих по лестнице. В этом была их Боль и Правда, их предназначение.
Дронго прошел к вертолету. За ним шел министр национальной безопасности.
Он влез в кабину следом за Дронго.
— Я лечу вместе с вами, — сказал тоном, не терпящим возражений. — Мне приказано осуществить общее руководство по освобождению самолета с заложниками.
— Нам нужно быть как можно быстрее на месте, — сказал Дронго, взглянув на часы. Вертолет поднялся.
— Кто были эти двое убитых? — спросил министр.
— Один — приехавший со мной подполковник из СВР. Очевидно, он решил подстраховать своих бывших коллег из группы Груодиса. Или имел на этот счет какие-нибудь конкретные указания. А другой выдавал себя за иностранного журналиста, или действительно был по совместительству журналистом.
— Москва все-таки не хотела, чтобы был подписан этот договор, — задумчиво сказал министр.
— Это не совсем так, — возразил Дронго. — Если бы не полковник Савельев, я бы сейчас с вами не разговаривал. А дворец лежал бы в руинах. Просто нужно помнить, что и там, как везде, существуют разные группы людей и разные векторы интересов. И каждая группа преследует собственные интересы.
Вертолет, развернувшись, летел в сторону аэропорта. Министр поднял переговорное устройство.
— Докладывайте, — потребовал он.
— Самолет уже заправлен, — раздался чей-то голос сквозь треск и скрежет в эфире, — деньги доставлены в аэропорт. Они требуют, чтобы привезли их раненого товарища, но мы не знаем, о ком они говорят.
— Кто-нибудь прошел к самолету?
— Нет, никто не проходил. Там всего трое террористов и восемь человек экипажа. Восьмой вернулся сам, попросил остаться со своими товарищами. Мы ему разрешили. Четверо из членов экипажа — девушки.
— Спросите, — попросил Дронго, — приехала ли в аэропорт машина «Скорой помощи»?
— Машина «Скорой помощи» приехала?
— Здесь много машин. Про какую вы спрашиваете?
Министр посмотрел на Дронго. Тот поморщился.
— Пусть один подойдет к «Скорой помощи», и помните, что вашим людям нужно быть очень внимательными. Груодис и сопровождающая его женщина уже наверняка в аэропорту. Она очень опасна. Я боюсь, что там будет еще кто-нибудь.
— Понимаю, — кивнул министр.
— Поэтому нужно сыграть очень четко. Все приготовить заранее до того, как машина выйдет на летное поле.
Министр еще раз кивнул и поднял переговорное устройство.
— И вообще, — добавил Дронго, улыбаясь, — полагайтесь на собственную интуицию.
Вертолет пошел вниз.
Они сели недалеко от летного поля, справа, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. К нему уже бежали несколько человек.
— Мы передали им восемь парашютов, — доложил кто-то, — деньги прибыли в фургоне, стоят недалеко от самолета.
— Они все еще надеются на оставшихся сообщников в «Гюлистане», — громко сказал Дронго, — у нас мало времени. Вызовите двух врачей, пусть перебинтуют мне голову и руки. Вообще всю верхнюю часть тела. Только быстрее, иначе будет поздно. Когда мы выедем на поле и двое террористов спустятся вниз, в самолете останется один. Можно будет что-то придумать. Во всяком случае, обоих спустившихся я возьму на себя. В этот момент можно начать штурм самолета.
Он поспешил к автомобилю «Скорой помощи», вокруг которого суетились люди.
— Расставляйте людей и штурмовые группы вокруг самолета, — приказал министр.
Через пять минут террористы потребовали передать им чемоданы с деньгами.
Передача осуществлялась у трапа самолета, один из террористов спустился вниз и забрал деньги.
Еще через минуту они потребовали дать вылет самолету, но прежде пропустить машину «Скорой помощи» с их тяжелораненым товарищем. Автомобиль подъехал к воротам, собираясь выехать на летное поле. Старик охранник подошел в воротам, чтобы пропустить машину, и в этот момент почувствовал, как что-то уперлось в его спину.
— Спокойнее, — посоветовал сзади чей-то голос. Это был Купча, появившийся здесь пятнадцать минут назад и внимательно следивший за обстановкой. Старик обернулся и получил сильный удар по голове. В машине «Скорой помощи» на первых местах сидели двое сотрудников МНВ. Раненый и женщина- врач находились в салоне автомобиля. И в этот момент из кустов, что росли рядом с воротами, появились Груодис и его напарница; у нее в руках было оружие с надетым глушителем.
Обмякшее тело водителя свалилось вниз, и женщина быстро забралась на его место.
Груодис открыл дверь сзади. Испуганная молодая женщина-врач вскрикнула от неожиданности. Раненый лежал на носилках.
— Они, — крикнул Груодис, вскакивая в салон автомобиля. За руль сел Мирослав Купча. Машина рванулась к самолету.
— Как он себя чувствует? — спросил Груодис, показывая на раненого.
Уже несколько пришедшая в себя, но все еще напуганная женщина-врач честно призналась:
— Меня позвали только недавно. Я работаю здесь, в аэропорту. Я его еще не осматривала. Но врачи, которые его привезли, говорят, что он очень плох и почти без сознания. В таком состоянии его нельзя транспортировать.
Груодис отмахнулся.
Штурмовые группы вокруг самолета ждали, когда подъедет машина «Скорой помощи», чтобы по сигналу оттуда начать штурм самолета. Но автомобиль прорвался сквозь оцепление и подкатил прямо к трапу. Все замерли. Через мгновение из машины вытащили носилки с раненым и понесли в самолет. Следом, спотыкаясь, шла женщина-врач, замыкала шествие молодая женщина с пистолетом в руках.
