— Темень-то какая… Может вас до дома проводить?
Отец Иеремия ничего не ответил. Лишь отрицательно покачал головой, перекрестился да двинулся с Иоганном в направлении церкви.
24
Луна снова выглянула — теперь она светила в лицо, и тени послушно прятались за спиной.
— Надо бы поговорить с Рудольфом, — озабоченно произнес отец Иеремия. — Но теперь завтра. Ты, наверное, проголодался? Мы ведь с тобой так и не пообедали сегодня…
Иоганн кивнул. Есть действительно хотелось сильно, просто раньше как-то не было времени об этом думать.
Они уже подходили к дому, когда со стороны кутузки раздался громкий крик. Даже не крик, а самый настоящий визг. Отец Иеремия и Иоганн на секунду застыли, а затем священник развернулся и торопливо зашагал обратно.
«Что-то случилось с Себой!» — мелькнуло в голове Иоганна, и юноша рванул с места, обгоняя дядю. Неужели господин Вальтер ошибся? Неужели убийца все же добрался до Себастьяна?
Выскочив на базарную площадь, юноша увидел взломанную дверь кутузки, и сердце его ухнуло в пятки. Опоздал! Понесся еще быстрее, заскочил в помещение — дверь в маленькую комнату, где держали Себастьяна, была распахнута. Он рванул ее на себя, влетел в комнату, споткнулся о рулон сетки и распластался на полу, больно ударившись о стену. В комнате никого не было. Никого. Сел, потирая ушибленный лоб, попытался сосредоточиться, сообразить куда делся Себастьян…
Снаружи послышался непонятный шум, а затем донёсся грозный рык Бауэра:
— Пошёл!
Встав, Иоганн выбрался на улицу. В бледном лунном отсвете к дверям кутузки жандарм вел бродягу Альфонса Габриэля. Тот втянул голову в плечи и, прикрывая голову рукой, пытался защититься от ударов разъяренной мельничихи, суетливо бегающей рядом.
— Что случилось? — спросил Иоганн. — Где Себа? Его убили?
— Сбежал твой Себа, — мрачно ответил жандарм. — Вот этот, мразь, сбил на двери замок, открыл каморку. Сам только далеко не ушел. Марта за поворотом схватила.
— Я от Нины шла, — тут же сообщила мельничиха, видно было, что ей очень хочется выговориться, пусть даже перед мальчишкой. — А они вдвоем как сумасшедшие из-за поворота выскакивают! Думала, украли что. Ублюдок мимо пробежал, а этого я за рубаху ухватила. Так еще, скотина, в грудь меня пихнул со всей дури… у-у-у, сволочь… Ой, святой отец, нет, вы слышали что творится? Среди белого дня людей убивают, среди… — Марта вдруг задумалась, глядя на подоспевшего отца Иеремию и закончила без эпитетов, — среди ночи на людей нападают. Головой ударилась, юбку порвала, чуть жизни не лишилась.
— В кутузку давай, чего стоишь? — Бауэр толкнул бродягу, и тот, запнувшись о порог, полетел на пол. Сел, прижался к стенке, принялся утирать кровь с рассеченной еще на улице щеки.
— Зачем вы так?! — возмутился священник, отодвигая жандарма в сторону.
— Когда эта мразь побиралась да воровала, я в окопах вшей кормил и под французскими пулями в атаку ходил, — глухо прорычал Бауэр. — Вы его пожалейте, да. Вы за него помолитесь, чтоб Господь ваш местечко ему в раю потеплее присмотрел. Пусть покается своим языком лживым, ваш Бог ему и поверит. Всё, голубчик, добегался ты у меня. Допобирался. А ну встать!
Испуганный Альфонс Габриэль поднялся с пола, поддерживаемый отцом Иеремией.
— Я, пожалуй, пойду, — раздался с улицы голос мельничихи и, подобрав порванную юбку, та быстрым шагом направилась домой.
— Выверни карманы! — скомандовал Бауэр.
Бродяга замешкался, и шагнувший к нему жандарм занес руку, чтобы наградить того оплеухой.
— Не смейте его бить! — встал между ними священник.
— Хорошо… хорошо… — немного успокаиваясь, заявил Бауэр. — Но карманы пусть вывернет. Сейчас же. Ну, это что у тебя, голубчик?
На ладони Бауэра лежал спотжетон. Монета, которую Феликс показывал чуть ли не каждому второму.
— Та-а-ак… — Бауэр улыбнулся, и улыбка его не предвещала ничего хорошего. — Вот оно, значит, как. Вот кто у Феликса кошелек украл…
— Не брал я денег! — испуганно произнес Альфонс Габриэль и повернулся к отцу Иеремии. — Святой отец, только жетон свой, что он у меня выманил. Кошелек на землю бросил, монеты рассыпались. Вот вам крест, что не убивал и денег не брал!
— Брехать вздумал, да? Ненужная старая монетка понадобилась? А золотые оставил? — Бауэр размахнулся и со всей мочи ударил бродягу по лицу. Голова того дернулась, и бродяга еще более сжался, пытаясь закрыться одной рукой от нового удара.
— Господин Бауэр! — резко сказал священник, ухватив того за локоть. — Немедленно прекратите!
Жандарм посмотрел на священника и опустил руку.
— В общем так… — произнес он. — Надо искать Себастьяна. Помяните мое слово, святой отец, они Феликса и убили. Один из мести, другой из-за денег. А с запиской мы разберемся. Как миленькие расколются, почему Феликс её написал.
Отец Иеремия ничего не успел ответить, как от распахнутых дверей донесся голос кузнеца Генриха.
— Не надо его искать, — пробасил кузнец, входя в помещение.
Посмотрел хмуро на забившегося в угол бродягу, на отца Иеремию, на взломанные двери и жандарма и добавил:
— У меня он. Только ты туда не ходи, не отдам мальчонку, хватит. И так весь перепуганный.
— Здесь я закон, — напрягся Бауэр. — Я и определяю, куда мне ходить, а куда нет. Под суд захотел? За сопротивление следствию?
Они стояли лицом к лицу — оба здоровые, высокие, плечистые — и не моргая смотрели друг на друга.
— Не отдам, — упрямо произнес кузнец. — Сколько за ущерб должен — выплачу. А сына не отдам.
И, обратившись к отцу Иеремии, произнес:
— Сын он мне, святой отец! Грешен. Всё сплетен разных боялся да думал …а-а-а, не важно это. Что было, то прошло. Мой сын и точка.
И снова взглянув на жандарма, продолжил:
— А ты лучше убийцу ищи, Себастьян тут ни причем. И этот тоже, — кузнец ткнул пальцем в бродягу. — Он за сына заступался, дружат они.
Сказав это, кузнец повернулся и хотел было выйти в дверь, но путь ему преградил Бауэр.
— Интересно ты тут распоряжаешься, Генрих. Не много ли берешь на себя? Мне еще любопытно, где ты был, когда Феликса убивали?
— Я в твои дела не лезу. — снова не отвел взгляда кузнец. — Но за ребенка теперь отвечаю, понял? Понадобится, я к Ерёмину поеду. Он мне не откажет.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю.
Некоторое время Иоганну казалось, что они сейчас начнут драться. Бауэр положил руку на косяк двери, закрывая проход, кузнец угрюмо играл желваками — в начале спокойный, он всё больше и больше закипал, отец Иеремия перекрестился и принялся их успокаивать, но тут жандарм убрал руку и произнёс:
— Ладно, ладно… В общем так. Святой отец, посторожите бродягу. Я сейчас за замком схожу, запру
