принимать пищу.
В Сочи было все как обычно: контроль, жара, пот, автобус, мигалки, лица горожан без всяких признаков любви к нарушителям их спокойствия. Губернатор Ткачев — само радушие, пресс-секретарь Громов — сама дипломатичность. Долгое ожидание в большом конференц-зале «Бочарова ручья», когда уже всех позовут.
В тот момент, как, впрочем, и довольно часто до и после этого, я находился в опале у определенной части кремлевских чиновников. Тем не менее это никогда не отражалось на отношении ко мне организаторов встреч, да и по тону бесед с президентом Путиным я никакой опалы не чувствовал.
Перед самой встречей с первым лицом государства Алексей Алексеевич Громов отвел меня в сторону и сказал: «Ну, ты только не поднимай судейские вопросы, уже все кто надо все что надо увидели».
Я не стал давать никаких обещаний, так как прозвучавшее было не просьбой, а скорее дружеским советом. В то время я уже полгода воевал с существующими нарушениями в судебной системе, и мое скромное расследование указывало на ряд кремлевских чиновников как на людей, лично ответственных за деформацию правового поля. Молчать я не умел никогда, но и чужие секреты не выбалтывал. Просто всегда считал, что если я должен что-то сказать, то ничто не может меня остановить.
Состояние решительности усугублялось диким чувством голода, сжиравшим меня изнутри.
Через несколько минут нас пригласили пройти в большой зал, где стоял очень красиво сервированный стол в форме каре, и мы расселись в соответствии с табличками. Я сидел рядом с Сергеем Бриле-вым и Николаем Сванидзе. К этим людям я отношусь с глубочайшей симпатией, а маму Николая Карловича и вовсе обожаю — иногда она судит «К барьеру!». Так что компания у меня была замечательная. К сожалению, в плане был обед, и меню выглядело по-президентски роскошно. Зачем-то я решил проявить волю и мужественно от всего отказывался, что не могло не повлиять на мое настроение. Кроме меня за столом практически ничего не ел еще один человек — президент Путин, но совершенно по другой причине: он отвечал на бесконечные вопросы моих коллег и делал это в своей традиционной манере — вежливо, но иронично, очень информативно, но не проговариваясь. Алексей Алексеевич несколько раз пытался воззвать к нашей разумности и просил нас дать возможность президенту поесть, но, конечно, его усилия были тщетны. Кто же откажется от возможности пообщаться с президентом?
Разговор затянулся, но, кажется, Путину он не был в тягость, и в какой-то момент он даже предложил продолжить уже в менее формальной обстановке — на балконе. Мы все дружно потянулись за президентом.
Забавно, что изменение обстановки последовало как раз после моей реплики. Мы уже беседовали часа три и не по одному разу вступали в дискуссию, Я, конечно, не удержался и о своем, о судейском, сказал немало. Много чего там обсуждали, но основной темой всеобщих размышлений и волнений в этот момент была судьба Путина после выборов: будет ли третий срок, поменяют ли Конституцию, есть ли уже планы на преемника. Сережа Брилев меня подначивал продолжить эту тему, так как на его прямой вопрос президент ответа не дал.
Я попросил слова и, когда на меня обратили внимание, сказал: «Владимир Владимирович, мы с коллегами уже коллекционируем варианты вашего ухода от вопроса о третьем сроке и преемнике…»
Путин улыбнулся и закончил мою фразу: «Тогда вот вам еще один: пойдемте на балкон, продолжим беседу на свежем воздухе».
По дороге, в просторном зале прямо перед выходом на воздух, я увидел стол с фруктами и сладостями, однозначно предназначавшимися нам, и, вежливо пропустив всех на балкон, стал следить глазами за перемещениями ваз. К моей радости, их почти сразу вынесли и поставили на высокие столы, размещенные на самой террасе.
Это ужасно — понимать, что твое внимание разрывается между едой и беседой, но я держал себя в руках. Мне было довольно стыдно перед самим собой за такую слабость, и назло себе я решил проявить характер. Что интересно — голод отступил, чувство злости и интерес к личности собеседника перевесили, и мне стало хорошо, в первую очередь от маленькой победы над собой.
Именно после этого переломного психологического момента и состоялась очень важная для всего моего последующего жизнеуложения беседа с президентом.
Мы ненадолго остались один на один: люди вокруг были, но держались в стороне, так что мы могли несколько минут спокойно поговорить. Я сказал Путину, что в результате расследования стало понятно, что люди из его администрации управляют судами, как своим частным бизнесом, но если сейчас, в избирательный год, мое расследование невольно может привести к негативным последствиям для стабильности государства, то я, осознавая приоритеты, могу и воздержаться.
Это был не первый раз, когда я критиковал систему, и поначалу президент меня прощупывал, выясняя, насколько точно я понимаю предмет разговора. Судя по тому, что таких проверок от встречи к встрече становилось все меньше, могу предположить, что доверие к тому, что я говорю, росло. В беседе о судах и судьях я назвал конкретные фамилии и дела, но Путин не стал уточнять. Он очень серьезно посмотрел на меня и после небольшой паузы сказал:
— Останавливаться не надо, продолжайте по полной программе.
— А кому докладывать?
— Мне и докладывайте.
— К сожалению, это не так просто сделать, все-таки регулярные контакты не часты.
— Это мы как-нибудь решим.
Могу сказать точно, что после этого встреч с президентом Путиным у меня не было, но его помощь и защиту я ощущал неоднократно. Об этом свидетельствовали и мои коллеги, в частности Андрей Колесников из «Коммерсанта», — а уж об источниках этого знания пусть он лучше расскажет сам.
Осенью 2007 года ко мне из разных источников приходила одна и та же информация — что мои влиятельные враги приходили к Путину с просьбой дать разрешение меня «порвать», «выкинуть из эфира», но каждый раз президент вступался за меня. Кстати, к похудению это имеет прямое отношение. Я научился обманывать организм в моменты наибольшего эмоционального напряжения, и когда он требовал зажрать стресс, я стал его «забегивать». Иногда это приводило к довольно смешным картинам. Я бегал по три раза в день — утром, днем и вечером. Как раз осенью, на мой день рождения, когда мне стукнули «стульчики» — то есть 44, — друзья подарили мне беговую дорожку, которую я и установил на даче на веранде. Иногда я отправлялся в забег часов в двенадцать ночи, хотя уже в шесть мне надо было вставать на эфир на «Серебряном Дожде». Сон все равно не шел, а вот ноги бежали, и с каждым разом все легче и легче.
Часть шестая
Отягчающие обстоятельства
Встреча в Сочи была в августе 2007 года, а уже в сентябре я умудрился нанести своему здоровью ощутимый удар. Незадолго до начала телевизионного сезона я оказался в Италии, где в очередной раз в поисках новой чудодейственной пилюли зашел в аптеку. Мне реально не повезло — улыбчивый фармацевт с модной бородкой, одетый в халат и почему-то в кроссовки, которые никак не вязались ни с его профессией, ни с внешним видом, посоветовал мне какую-то простую с виду коробочку с пилюлями. Он заявлял, что, по крайней мере, вот это лекарство хоть как-то работает, и он понимает характер этого воздействия: подхлестывается метаболизм через усиление работы щитовидки, потому что в этом препарате содержится что-то там йодистое.
Именно в этот момент мне бы вспомнить, как выглядел несчастный парень по имени Феликс, которого черные химики довели до жуткого состояния, в частности, какими-то йодсодержащими таблетками! Но я решил, что несчастья — это то, что происходит со всеми, кроме нас. Этакое чувство автомобилиста, который все прекрасно понимает умом, но в глубине души убежден, что вот уж с ним-то все будет в
