соединять их мозги друг с другом. А потом у людей, которые были больны, не осталось другого выбора кроме, как жить с этой штукой. Они попали в ловушку. Отец моего отца и другие его поколения долгое время оставались с инфицированными людьми, но один за другим тоже заражались… Никто не мог быть уверен в том, что у него имеется иммунитет. Люди начали уходить. Другие терпели притесенения от тех, которые были инфицированы и пробрёли массу новых привычек, вроде вегетарианства, и изобрели полный набор новых грехов. В конце концов они ушли все… все те, кто не был инфицирован. И теперь мы живём, как дикари. Война продолжается, сколько я себя помню, и сколько мой отец помнит себя. Они больше не люди. А мы для них — всего лишь хищники, животные.
Ещё до того, как он закончил говорить, Натан снова прикрыл микрофон и справился у Мариэль.
— Это звучит убедительно, — сказал он. — Всё это может быть правдой. Но
— Ты знаешь, что я не могу быть уверенной, — сказала она. — Я не могу выудить его мысли прямо из головы. Я могу лишь интерпретировать то, что вижу. Всё, что я могу сказать — это, что у меня нет причин думать, будто он лжёт. Но, конечно же, нет никаких гарантий.
— Хорошо, — сказал Натан. — Будем действовать исходя из этого предположения. Кто пойдёт с ним?
— Как насчёт тебя? — С сарказмом поинтересовался я.
Он мог привести дюжину убедительных причин, но я уже знал истинную. Он не хотел уходить потому, что это предоставило бы мне командование здесь. Он хотел оставаться вблизи города и держать в своих руках происходящее на борту «Дедала».
— Вы слушаете? — Сказал Сорокин, который был на секуду погружён в тишину.
— Мы всё слышали, — мягко сказал Натан. — Мы просто совещаемся между собой — чтобы решить, кто пойдёт с тобой. — Он снова прикрыл свой микрофон. — Кому-то нужно исследовать этот вопрос с иммунитетом, — сказал он. — И лучше бы это был ты, Алекс. Ты сам сказал потребуется время, чтобы получить результаты в лаборатории. Эта новая возможность, может обеспечить бысрое решение. Но тебе нельзя брать с собой Линду или Конрада — они должны продолжать работу здесь.
— Я пойду, — вызвалась Мариэль.
— Я не согласен, — сказал Натан. — Здесь ещё остаётся масса работы, начатой тобой. Может пойти Карен.
— Временами, — сказала Карен, — меня бесит эта постоянная уверенность, что более гожусь для экспедиций, чем кто-либо другой. Я должна делать всю грязную работу.
— Конечно, — сказал я. — Но ты её сделаешь. Ты ведь не хотел бы, чтобы я в одиночку отправился на встречу всем опасностям дикой жизни, не так ли?
— Полагаю, что кто-то должен за тобой присмотреть, — пробормотала она. — Пусть он выйдет из шюза и проведём дезинфекцию. Я оденусь, имы сможем присоединиться к нему снаружи. Как раз время нам немного встряхнуться.
Натан заговорил в микрофон. — Мы собираемся выключить свет и открыть дверь, — сказал он. — Подожди снаружи. Двое из нас присоединятся к тебе через несколько минут. У вас будет достаточно времени, чтобы уйти до рассвета.
Экран померк, а затем Пит снова переключился на внешнюю камеру. Мы увидели, как Сорокин притаился снаружи, напряжённо прислушиваясь к ночным звукам.
— Внезапно я почувствовал себя очень уставшим, — сказал я.
— Прими пилюлю, — посоветовал Натан.
— Прямо сейчас? — спросил я резко.
Он коснулся кончиком языка фильтров своего собственного костюма. Затем посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Удачи, — сказал он.
— Ты не веришь в удачу, — напомнил я ему. — И я тоже.
— И всё же, я имел в виду именно это, — заверил он.
Я не знал, назвать это дипломатией или показухой.
— Пока меня не будет, — сказал я серьёзно, — ты ведь не станешь прибегать к маленьким трюкам, ведь верно?
— Не стану, — заверил он меня. Он пренебрегал в своей жизни множеством обещаний. Я был почти готов спросить у Мариэль, правду ли он говорил.
Но я боялся ответа.
Глава 14
Как только пустой шлюз подвергся обычной дезинфицирующей процедуре, Карен протянула мне один из двух пакетов, которые она собрала, и мы вышли наружу.
Мы вынырнули в полную темноту. Это был не просто эффект выхода из освещённого помещения — множество тяжёлых облаков заслоняли звёзды, и единственным светом было очень слабое свечение на востоке — отражение на небе от призрачных огней Города Солнца. Мы постояли неподвижно несколько мгновений, стараясь привыкнуть к темноте. Мы не рискнули сразу воспользоваться фонарями, чтобы не привлечь нежелательное внимание.
В конце концов, нам пришлось держаться друг за друга, чтобы не разбрестись. Я положил руку на плечо Сорокина и взял Карен за руку. Он медленно и осторожно двинулся в сторону от корабля, направляясь на север и оставляя сияние города справа от нас. Мы не могли двигаться по прямой из-за зарослей водянистых, с жёлтыми цветами, растений, пересекавших склон холма. Чтобы производить как можно меньше шума, мы выбирали путь наименьшего сопротивления, который было не так-то просто определить, хотя Сорокину это удавалось лучше, чем кому-либо другому.
Вскоре мы шли по гребню холма, и я решил, что мы слишком сильно забираем вправо — с вершины холма мы должны были видеть город и реку. Мы продолжали двигаться в нужном направлении, но я предпочёл бы держаться нашей маленькой долины, оставляя достаточно большой холм между землями города и собой. Я прошептал что-то об этом, но Сорокин не обратил на это внимания. Я решил, что он знает, что мы делаем.
Мы прошли уже около трёх четвертей мили, когда они догнали нас. Они приблизились сразу совсех сторон — мы должно бы угодили прямо в их засаду.
Одной рукой я держался за плечо Сорокина, а другой сжимал руку Карен. И был поэтому отнюдь не в лучшем положении, чтобы оказать существенное сопротивление. Тяжёлое тело обрушилось на меня, и я упал на спину, прижатый к земле. Карен, однако, была в лучшем положении. Одна рука у неё была свободна, и она явно посчитала, что для того, чтобы ею воспользоваться. Я нёс импульсный фонарь, держа его на готове до того момента, когда можно было бы безопасно с его помощью осветить нам дорогу, но её мысль работала в другом направлении. Она держала световой пистолет — пистолет с параболическим отражателем и лампой-вспышкой вместо ствола. Если из него выстрелить, одновременно раздавался сильный звук и происходила вспышка, на столько яркая, что временно ослепляла нападающего — человека или животное. Это было очень полезное средство обороны, хотя и имело один ужасный недостаток — если ваши друзья не ожидали вспышки, то оно производило на них почти такой же эфффект, как и на врагов.
Теперь она выпалила из него без наименьших колебаний. Я попытался заплющить глаза, но мои рефлексы были слишком медлеными. Темнота сменилась болезненным сиянием и странным ощущением онемения в зрительных нервах. Но я, покрайней мере, знал, что произошло. Подобное случалось со мной раньше. Чего нельзя было сказать про человека, прижимающего меня к земле. Он взвыл, словно его поджаривали, и отскочил назад. Я с трудом поднялся на ноги, будучи неуклюжим из-за веса ранца за спиной. Я не знал куда бежать — я даже не мог вспомнить откуда мы пришли. Я почувствовал чью-то руку, схватившую меня за плечо, и ударил по ней кулаком. Я почувствовал, что попал и услыхал болезненное проклятие.
