— И ты должен понимать, — уже не говорил, а визжал бис. — Если ты посмеешь уничтожить меня… это так не пройдет… Э-э… Тебя отовсюду прогонят. Тебя… Да та просто исчезнешь!.
— «Исчезну»? — Чебукин странно улыбнулся. — А знаешь, неплохаямысль… Пожалуй, я примирюсь и с исчезновением…
Выговаривая эти отрывистые реплики, Василий Ивано-вич один за другим выдвигал ящики письменного стола. С облегчением вздохнув, он выпрямился и подбросил на ладони заржавелый «вальтер», сохранившийся с войны. «Пожалуй, я примирюсь и с этим…»
В левой руке Чебукин держал «вальтер», а правой крупными буквами писал прощальную записку Оленьке, записку, адресованную, может быть, больше Оленькиной матери, которой уже давно не было в живых.
Не перечитывая, он крадучись открыл дверь и в носках, с туфлями в руках прошел по коридору. Туфли он надел, только очутившись за порогом. Уже светало.
Прохаживаясь возле мраморных колонн Лаборатории перезаписи, Чебукин дождался утра и вместе с потоком служащих мимо зазевавшегося вахтера проник в здание.
19
На ваш запрос № 973/Д сообщаем, что эстетической ценности произведение песенного жанра «Там, вдали, за рекой» не представляет, а строка «Он упал на траву возле ног у коня», выхватывая из окружающей действительности случайное и нетипическое явление, придает произведению нездоровую, пессимистическую окраску.
«Он упал на траву возле ног у коня…»
Люстикова, который в тот день находился на бюллетене, вызвали по телефону. Когда он явился, тело Чебукина уже успели увезти в морг. Чебукин-бис, то есть то, что еще недавно было Чебукиным-бисом, сидел в своей кабинке, снова совершенно без выражения на металлическом лице.
Бежевый пиджак и рубашка были расстегнуты. Открывалась никелированная глубина груди, где поблескивали бесчисленные катушки; прежде на них были намотаны ленты с записями всего, что составляло ум и душу Чебукина-настоящего.
Ленты, разорванные и растоптанные, валялись на полу кабинки.
Люстиков, потрясенный и подавленный, рассеянно нажал пусковую кнопку. Колесики завертелись, и отчетливо прозвучала, несколько раз повторившись, одна фраза:
Голос оборвался, раздался звук выстрела. После этого слышен был только легкий шум вхолостую двигающегося механизма.
Люстикова вызвали к начальнику лаборатории.
— Наконец-то, — грозно начал Сыроваров, как только Люстиков переступил порог. — Сколько раз я предупреждал вас, что извилины извилисты, и главная наша задача- выправлять их. Не выполнили указаний, теперь расхлебывайте…
Люстиков молчал.
— Вот и расхлебывайте, — все более распаляясь, продолжал Сыроваров. — Увольняю вас по собственному желанию.
— Он упал на траву возле ног у коня, — со слабой усмешкой бормотал Люстиков.
— Что вы болтаете? — гневно осведомился Сырозаров,
— Он упал на траву возле ног у коня. Все падают на траву возле ног у коня, — с той же неуместной усмешкой выговорил Люстиков.
В извинение можно сказать, что у него в тот день был температура свыше тридцати девяти градусов.
Сыроваров. побледнел от гнева.
— Ах, так! — загремел он. — Вы увольняетесь. Инепо собственному желанию, а по собственному моему желанию. Вон!
Люстиков вышел, чтобы больше никогда не появляться в Лаборатории перезаписи.
20
«Извините, — обращался к своим клиентам один любознательный джентльмен. — Не скажете ли вы, что такое добро, зло, любовь, верность, жестокость, нежность? Я очень занят и не могу самостоятельно разобраться во всем этом».
Крайняя занятость джентльмена объяснялась тем, что он служил старшим палачом графства.
После происшествий, описанных выше, дела Лаборатории перезаписи пошли круто под гору. Может быть, сыграло роль изгнание Люстикова, во всяком случае, качество перезаписи резко упало. Неелов-бис, профессор геометрии, новенький, только из лаборатории, начал первую лекцию словами:
— Кривая — кратчайшее расстояние между двумя точками. На этом основана народная поговорка «кривая вывезет».
Прямо с кафедры, на машине «скорой помощи», биса пришлось увезти обратно в Лабораторию перезаписи.
Скандал с Нееловым вызвал такие толки, что лаборатория вынуждена была «до особого распоряжения» прекратить выпуск бисов.
И со старыми, всесторонне проверенными экземплярами дело обернулось плохо. Если прежде, при Люстикове, перезарядка занимала час, то теперь бисам приходилось простаивать в очереди несколько недель — на улице, зачастую в дождь или снегопад. В нездоровых условиях распространилась неизвестная раньше ржаво-вирусная болезнь. Идет бис, с виду вполне благополучный, и вдруг- трах, рассыплется на составные части — винтики, катушки, шторки.
Вследствие эпидемии в невероятно короткие сроки все бисы исчезли один за другим. Только в витрине мастерской артели Металлоштамп некоторое время можно было еще увидеть Мышеедова-биса, отправленного в ремонт. Он стоял за грязным стеклом, между сломанными примусами, пылесосами и велосипедами, пока наконец пионеры соседней школы не выпросили его у председателя артели и не сдали в металлолом.
Бисов не стало…
Правда, среди обывателей и до настоящего времени циркулируют толки, что бесы (слово «бисы» в малообразованных слоях населения так и не закрепилось) еще есть, очень даже есть; только они до поры до времени всячески скрывают свое бесовское происхождение. Насколько обоснованны подобные слухи, мы и сейчас, заканчивая повествование, ответить не можем.
