Савва первым делом подошёл к обветренному сосновому кресту и трижды перекрестился с поклоном.
– Думаешь, поможет? – осклабился я.
– Зря ты так, – упрекнул меня Сергей, – тоня? – место святое. Приходить сюда надо с чистой душой. В сенях гости по традиции говорят: «Господи, благослови!» Хозяин отвечает: «Аминь!» И только потом входят в избу. А не с шуточками…
Савка отмолчался. Он, словно здороваясь, любовно погладил ладонью шершавую поверхность креста. Постоял.
Перетаскали вещи в избушку – тёмную, приземистую. Заходишь – низко кланяешься. У порога печка- буржуйка. Рядом и?стопель – запас сухих дров. У махонького оконца стол. Раскидистые щедрые полати.
Пока обживались, стемнело.
…Неделю охотимся. Каждый день зверя видим – взять не можем.
Савва предложил:
– Попробуем на Маникострове. Там, если лось зашедший, его легче брать.
Утром мы переехали. Остров маленький: можно организовать загон. Я остался на номере. Сергей с Саввой отправились кромкой берега в обход и оттуда, с подветренной стороны, решили шумнуть. Если зверь в окладе, непременно вывалит на меня.
Я поднялся на взгорок: открытое болото с редкими сосенками, а краем – невысокий, в мой рост, чапыжник. Место хорошее. Лоси, как стронешь их с лёжки, любят закрайком леса уходить.
Слышу выстрел погонщиков. Начали ход. Я снял карабин с предохранителя. Жду. Стою не шевелюсь. Не курю. Дышу через раз.
Морозец подсушил почву и кустарник. На болоте ледяная корка. Жёсткая погода: за версту шорох слышно. Ветер слегка подтягивает от меня. Вдруг – потрескивание веток! Может, показалось? Нет, ещё раз треснуло. Над молодым подлеском плывут рога. Бычара! Самого не видно пока. Остановился, крутит головой: прислушивается, принюхивается, осторожничает. Опять тронулся. Прямо сюда…
Побежала волнительная дрожь по телу.
Осторожно поднимаю карабин. Вглядываюсь в оптику. Вот это рога… Борода. Ноздри раздуваются. Вышел на чисти?нку. Великан! В пол-оборота повернулся ко мне. Нащупываю перекрестием прицела точку под левой лопаткой. Плавно спускаю курок.
Выстрел!
Бык в агонии прыгнул, не разбирая пути. Рывок. Ещё один. Ноги непослушно подкосились, и он рухнул глыбой на землю.
Захрипел.
Я с гордостью, всей грудью, выдохнул:
– Е-е-есть! Ловко мы его.
Закинув карабин за плечо, пошёл к зверю. Лежит неподвижно, но кто его знает… Лучше подходить со спины, а то, уже умирая, может копытищем гальнyть: как картонную коробку, насквозь пробьёт.
Кровь нужно пустить, пока не остыла.
Уверенно перерезаю горло. (Нож остро наточен: лезвие ещё в Колежме, перед самым выходом, правил.) Бордовый фонтан из шеи сначала хлынул, затем сник. Кровь, крупными каплями зрелой брусники окропляя седую бороду, уносила остатки жизни лесного великана. Величавые размашистые рога, которыми короновали хозяина острова, теперь касались белого багульника. Гармония, веками создаваемая, была нарушена одним выстрелом.
Странно, привычного чувства азарта и радости я не испытывал.
Наступила тишина. Ветер стих. Мне на миг показалось, что вся природа замерла. Сверху раздался скрипучий, хриплый крик. Задрал голову: надо мной чёрной тенью пролетал ворон.
Подтянулись мужики. Сергей крепко пожал мне руку:
– Могучий зверь. Молодец!
Савва Никитич глядел угрюмо.
– Ты чего? – спросил я, заметив, как он переменился в лице.
– Это не простой лось. Это хозяин тайги! Не надо было его стрелять. Плохой знак. Зря я вас сюда привёл…
В гнетущем безмолвии мы освежевали быка, разделали мясо. Голову с огромными, тяжёлыми рогами в двенадцать отростков я взял себе трофеем.
Вышли к берегу, вынесли тушу и вещи, смотрим: карбас-то нам не достать. Качается на волнах: до него метров семьдесят, а может, и того не будет. Вода поднялась. Высоты сапог не хватает.
Наш Капитан растерянно произнёс:
– Чертовщина какая-то! Не могла вода за два часа так подняться.
Нужно раздеваться и вброд. Но ветер… Северный ветер, осень.
Хотя мне и раньше, как раз в эту пору, доводилось подбирать кряковых вплавь. Дело привычное. Я бодро заверил мужиков:
– Сейчас достану.
