махонькая, потерялась в объятиях.
Испуганно глянула на меня:
– Сынок, на тебе лица нет. Что случилось?!
– Ма, ты знала про Женю?
– Боялась писать…
Зачем это – церковь, кресты, иконы? Зачем – навсегда?.. Мир немых теней закрыт для людей. Закрыт для меня…
Что за сила разом забрала всю мою силу? Всю радость.
Жизнь мою!
И как теперь с этим жить дальше, я не знал.
Младший брат
Восьмого декабря – заседание народного суда.
Игорю реально маячит новый срок. Срок серьёзный. Свиданку ему разрешили только с близкими: со мной и Любой, с родными братом и сестрой. Своей семьёй не обзавёлся, родителей в живых нет. Вот бы отец полюбовался… В детстве батя его вечно в пример ставил. Я не ревную, не завидую. Чему тут завидовать?.. Просто для себя пытаюсь понять: как так вышло? Почему?
Да разве жизнь поймёшь?..
Родился младший брат в сытные шестидесятые годы.
А ведь недавно всё было по-другому…
Дошкольный возраст, когда простаивал в очередях за булкой, помню хорошо. Отпускали её по определённым часам. В то время по всей стране сеяли кукурузу, а рожь с пшеницей похерили. Сколько раз бывало: стоишь-стоишь, не хватит. Однажды батоны закончились прямо передо мной. Слёзы!! В соплях, урёванный, с пустой авоськой пошлёпал домой. Из дальнего рейса отец привёз три мешка пшеницы, и они с матерью пытались делать муку на мясорубке с круглыми ножами.
Рядом с нашим двором два магазина: на Кутузовском пятаке – Круглый, да Гарнизонный, рядом с воинской частью. Там ассортимент побогаче. Что ты… Туда нет-нет да вкусненькое подбросят.
Каким-то чудом Зойка Веселова узнавала об этом первой… Старая кошёлка, позвякивая застёжками на ботах, вихрем летела через двор к себе домой, пулей – назад, на ходу процедив: «В военном… масло выкинули». Двор сразу оживал… Фразу на лету подхватывали, тиражировали, передавая по сотам социалистического общежития из одной ячейки в другую. Все обитатели двора поспешали вслед за Зойкой. Мать работала в столовой, с пустыми руками ходить домой «не привыкши», но коли продукт не завезли в магазины, в столовой его тоже не было. Поэтому с зажатым в кулаке трёшником поспешала и она.
Зато в год, когда родился Игорь, полки Круглого ломились от снеди. Колбaсы – горой! Заходишь в магазин – ноздри распирает, щекочет аппетитный запах… Сейчас колбаса так не пахнет!
В конце шестидесятых жизнь в стране налаживалась на глазах. Казалось, с каждым годом будет только лучше. Отец уверял, что младший сын теперь ни в чём не будет знать отказа: «Мы натерпелись, хватит!». В семье Игорь был любимчиком. Отец называл его на иностранный манер: Игорон. Никак иначе. Если не в рейсе, отец всегда ходил на родительские собрания в класс младшенького, гордился его успехами. А как-то под хмельком весомо заявил:
– С Игорона толк будет.
Младший брат – копия бати. Взять в молодости – одна мордашка. У него всё отцовское: выходки, манеры, характер. Даже пальцы: такие толстенькие, коротенькие, наоборот загибаются. На гитаре аккорд не возьмёшь… Но отец трудяга, семью содержал… Дальнобойщик, он крутился денно и нощно. У отца напарником – дядя Саша Цапенко. И вот на новенькой «Колхиде» они зарабатывали кучеряво. Цапенко – хохол! Подкалымить, перепродать – хлебом не корми. Отец перед отъездом все командировочные отдавал матери. В рейсе, при желании, на каждом километре могли подхалтурить. Отправляясь за длинным рублём, готовились обстоятельно: на свалке накидают целую шаланду пустых бочек из-под топлива – в Подмосковье, в дачных кооперативах, тара уходила по червонцу за штуку; загрузятся бордюрным камнем; кинут в кузов пару ящиков с гайками. Порожняком не гоняли. Плюс ко всему сделают приписки… Отец любил быть с деньгами. У него всегда – полная «заначка». Тайничок в двери машины. Откручиваешь болтик и на тебе – бери, сколько хочешь… Игорон только и ждал, когда отец с работы придёт «на бровях». Батя утром:
– Игорон, что за дела? Где деньги?
А тот внаглую:
– Я не брал. Ты помнишь, какой вчера пришёл? Небось, выронил где…
На том «следствие» и заканчивалось.
Отец никогда серьёзно не ругал его за это, не наказывал. Да только ли за это? Ни за что не ругал. Меня выпорет, сестру в угол поставит, его – никогда. Помню, родители решали, кого из троих отправить в пионерский лагерь в Анапу. Мне до того хотелось! Море, мы ж никогда не видели его. Поехал он. Игорю в детстве было слаще, чем нам с сестрой. Забот у него по дому никаких. Он же маленький… Печку протопить – моя обязанность. Дома прибраться, посуду помыть – сестра. Чуть что не по нему, губы надует сковородником, насупится, молчит. Дожидается, когда родители на попятную пойдут. Ждать приходилось недолго… Игорь сызмальства привык, что земля вокруг него вертится. Мы с Любкой на подарок матери денежки от завтраков экономим, принесём ей вкусненького, радуемся, а она сама не ест, потихоньку Игорю сунет…
Дедушка в Сулажгоре болел сахарным диабетом. Мать доставала ему конфеты из заменителя шоколада. Пахли вкусно. Дед никогда не угощал ими. Мы понимали: нельзя так нельзя. А Игорь, ему лет пять было, втихорька к деду в стол залез… Не одну стырил, чтоб незаметно, все. Разом!
Дед:
– Кто взял?
