Нормальную лесную красавицу найти не удалось, зато из тугая, приречного леса, он привёз афганскую сосну Жерара. Хвоя крупная, редкая. Промеж себя эту хвойную породу мы упрямо величали ёлкой. Так привычнее и родней. Иначе забудешь: «Как правильно?». (У афганцев ведь даже Новый год не 31 декабря, а 16 июля – по календарю солнечной Хиджры.)
Алим любил останавливаться у нас: под охраной, отдельная комната, кровать, постельное бельё. В этот раз он приехал с таким расчётом, чтобы встретить Новый год вместе.
До праздника оставалось четыре дня. Но какой праздник без победы, хотя бы локальной? И решили Руководители войны, под ёлочку, провести общеафганскую войсковую операцию. Как-никак воевать приехали, в смысле интернационалить, а не только шампанское разбрызгивать. Полководцы народной армии, со своей стороны, тоже настаивали на «вздрыге». Широкие красные стрелы на карте генштаба сошлись у Таш-Кургана.
О предстоящих крупных боевых действиях желающие могли узнать загодя потому, что в медсанбат Айбака приехала дополнительная группа врачей.
Таш-Курган – вход в горы. Ниже, на уровне реки Амударьи, предгорье. Аму – река капризная, своенравная. Её песчаные берега легко размываются течением, русло непрерывно меняется. Вдоль реки тянутся пески с дикими верблюдами, равнинки, зелёнки с кишлаками. От Таш-Кургана начинается подъём в горы. Горы эти, неприступные, с угрюмыми ущельями, нашпигованы базами мятежников, их пещерами, схронами.
Операция спланирована. Обязанности распределены. Народу армейского понаехало немеряно: наше начальство и представители оперативного управления генерального штаба ДРА из Кабула, войска из Кундуза, авиация из Баграма, полк из Мазари-Шарифа. Подтянули технику, какую только возможно, чтобы встряхнуть всю эту мятежную провинцию, показать мощь и силу «шурави». Чтобы откинуть, наконец, бандформирования, а может, и совсем погасить сопротивление.
В километре за городом – огромное ущелье, перед ним плато. На нём разместилось командование. Основные бои – за этим ущельем. По сведениям агентурной разведки: там укрылся вражина!
Ночью дорога обледенела. На подъёмах колёсная техника буксовала, на спусках гусеничная шла юзом. С отрогов гор в нас постреливают из «Буров» (винтовки такие английские с шестигранным стволом): «Бак- пак, бак-пак». Им в ответ советские крупнокалиберные пулемёты мощно и грозно: «Ду-ду-ду… ду-ду-ду…». Для прикрытия перед фронтом разместили бронегруппу. Но и с тыла раздаются одиночные выстрелы. Ладно. Бронетранспортёры поставили по кругу. Снаряды проносятся над нашими головами с гулом, свистом, грохотом. А здесь, за бронёй, мирное пространство. Солнышко греет. Время обедать.
Генерал командует:
– Товарищи офицеры, война войной – обед по расписанию.
Солдатики устанавливают раздвижные столы, бегают с мисками, ложками. Щедро накладывают первое, второе. По желанию – добавка. Плотно откушали. Генерал обтирает жирные губы. Расщеплённой спичкой ковыряет в зубах, осоловело посматривая в небо. На тринадцать ноль-ноль по сценарию запланирован подвиг: назначен бомбоштурмовой удар.
– Ровно через две минуты наши соколы-орлы прилетят, дадут врагам жару.
Время «Ч». У кого-то непроизвольно отрыгнулось, и снова тишина. Десять минут прошло. Генерал встал, грудь колесом, руки за спину, ходит взад-вперёд.
– Что же они опаздывают? Что за разгильдяйство?! Всё должно быть чётко по времени.
Задержка непредвиденная. Обед закончился, война должна идти дальше, а она не идёт. Он командует, а ничего вокруг «не командуется». Ещё полчаса прошло.
Далёкий гул…
Со стороны Кабула появляются самолеты-штурмовики СУ-25. Идут высоко, красиво, делают большой разворот над театром военных действий и заходят на «капельку», точку сброса смертоносного груза. Все упрёки позади. Генерал разваливается в широком походном кресле и, точно из правительственной ложи, вполголоса комментирует ход батальной сцены:
– Вот сейчас краснозвёздные герои шарахнут «пятисоткой»! Тошно будет гадам.
Глядим, от короткокрылого «Грача» отрывается фугасная авиационная бомба ФАБ-500 весом полтонны и… летит к нам.
Слышен нарастающий грозный вой.
– Ё-о-опп!!!
Генерал вскакивает, фуражкой об землю. Хребет Гиндукуша дрожит от смачного армейского мата. Я по привычке, чтобы сравнять давление на барабанные перепонки снаружи и изнутри, слегка приоткрываю рот.
– Куда?! Куда стреляете?! Куда мешаете?! Куда спускаете?!
Кудахчет, топает ногами, мелко и часто плюётся. Бежать бесполезно. Тут хоть куда «бежи»: эдакая дура – если попадёт, от плато ничего не останется. Но бомба, будто посмеиваясь над нами, с рёвом перелетает ущелье и где-то в горах: ба-ба-ах! Децибелы пожиже, чем от мата, но тоже знатно.
– Так, – удовлетворённо подводит итог генерал, – нормально легла.
Карты нет. Спрашивают: «У кого есть?». Царандоевцы по рации: «У нас!». Мы на уазике к ним. А обстрел из пушек уже начали. (Не простаивать же «богам войны» без дела!)
Заранее по мегафону объявили: «Женщины и дети, покиньте населённый пункт!». Один раз сказали. Два. Не выходят. Всё, начинаем. А что делать?.. Военное искусство тоже требует жертв. Пушки, ракетные установки обрушили шквал огня на хижины бабаев… Кишлак горит. Ветром дым пригибает к земле. Не бой – аутодафе.
Привезли карту. Чуть скорректировали огонь. Ещё два часа перепахивали.
Вдруг видим: из горящего кишлака идёт по полю женщина в чёрном.
