детерминация небесного и земного мира. (М.А.)
Теперь дается такое определение совести. Совесть есть общее чувство внутренних чувств. Она возникает из способности сознания, благодаря которой мы исследуем не только то, что есть добро и зло, но также их различные степени согласно с их ценностью и, наоборот, посредством высокого авторитета ОП с целью достижения решения о том, что нам следует делать (203, 184). Она находит свое полное удовлетворение только в правильном согласии всех способностей.
Общими объектами всех способностей всех людей являются благо, добродетель. Никогда не существовало настолько нецивилизованных народов, которые не стремились к добродетели, хотя бы и ошибочно понимаемой. Всякая моральная философия поэтому причастна к ОП и высшим проявлениям ПИ, поскольку она несомненнее возникает из Природы, нежели из всеми ненавидимых постыдных пороков (204, 203–204). Правда, существуют телесные способности, которые корреспондируются с внешним, материальным миром. Они отличаются от духовных способностей тем, что имеют только одни партикулярные объекты, тогда как духовные «работают» также с общими объектами. Главное внимание уделяется, разумеется, духовным объектам, Дух наслаждается через внутренние чувства верой, надеждой и любовью. Изучение внешних чувств следует предоставить медицинским экспертам.
Хотя и нечестиво предполагать конфликт между Благодатью и Индивидуальным провидением (личной судьбой), все же сам автор Трактата Об истине поставил вопрос об их согласовании. Зачем, по каким причинам нам дана власть и способность убивать, обманывать, клеветать, в том числе и на Бога? И как Он к этому относится, с Его ли соизволения возможны эти акции?
Философ полагает, что на то существует некая санкция, когда того требуют и позволяют обстоятельства, например, когда на нас нападают убийцы. Мы можем обманывать и убивать также хитрых и ловких животных, служащих нам пищей. Но можно ли перехитрить Бога и обманом проникнуть в царство небесное? «Если вы перепутаете все ваши способности и будете злоупотреблять ими, творя зло и отвергая добро, если вы поставите идолов на место Бога, если вы низведете божественные интеллектуальные способности до уровня физических, если вы вообразите, что вы можете обманывать людей и даже Бога, как вы обманываете диких зверей, если, наконец, вы возносите разум над верой, то разве вы не превратите все величественное строение знания в руины нечестивым отвержением божьих даров и злостным разрушением свободной воли, без которой быть вам подневольным рабом или вьючным животным.
Обдумайте все эти дела и не воображайте, что существует какое либо зло в душе, кроме только этой свободы, без который вам даже не помыслить добра. Радуйтесь же вашей свободе, ведь только благодаря ей вы являетесь образом Бога. Ведь именно свобода божественна и бесконечна и не стареет и не убывает. Радуйтесь же вашей свободе, потому что если бы ваша доброта была бы вынужденной и проявилась бы помимо вашей воли, она принадлежала бы Богу, а не вам. Но Безграничная Доброта, создавшая нашу доброту, по своей бесконечной милости даровала также нам, несчастным людям, средства и надежду добиться награды. Радуйтесь же вашей свободе, иначе говоря, вашей способности быть дурными, поскольку благодаря этой способности у вас появляется возможность получать удовольствие от добра. И все это не исключает вашей благодарности Богу, поскольку все добро, вами содеянное, относится к Нему, поскольку Он Творец добра и Первая причина» (204, 204–205).
Эта Ода к радости и Гимн Свободе все-таки оставляет много неясностей. Значит, конфликт между Природным провидением и Индивидуальным или личным провидением иллюзорен? Вас не принуждали делать добро, но вы обязаны этим поступком все-таки Творцу, которым он предусмотрен. Вопрос, является ли человек свободным агентом, исчезает во всеобщей истине и, кажется, с ним заодно и Бог. Хотя безграничная доброта и создала человеческое добро, все-таки она исходит из ОП. Они выражают мудрость природы, то, чему учит ПИ, и являются точным и несомненнейшим критерием Всеобщей Истины. Они являются основой не только человеческих суждений, но и божественного вечного совета. Где бы мы могли найти лучшее свидетельство божественного провидения, если не в этих понятиях. Вопрос о том, признал ли Бог истину или Истина от Бога, остается открытым, по крайней мере до раздела об Откровении.
Переходя к истине внешних чувств, Э. Герберт, несмотря на обещание оставить исследование внешних ощущений медикам, высказывает весьма нетривиальную мысль, согласно которой только внимательная интроспекция может обнаружить, что существует некое состояние в каждом конкретном ощущении. Прежде чем мы воспримем что-то в явившемся объекте, в его предварительном соответствии наличествует некий элемент, который не является ни светом, ни запахом, ни числом, ни расстоянием, ни движением, ни покоем. Эта первая модификация, из которой возникает внешнее восприятие соответственно с некоторой внутренней способностью, зависящей от ПИ или какого-то ОП. Мы обладаем поэтому смутным предчувствием, предвосхищением актуальной реализации восприятия и оно возникает из чудесного сродства между компонентами опыта.
Различие внешних и внутренних модусов постижения (познания) заключается в том, что внешние относятся к внешней аналогии (подобиям), тогда как внутренние (к внутренней аналогии (подобиям). Второе отличие в том, что образы внешние теряют интенсивность — образ огня горит, но не греет. Образы волка и ягненка мирно уживаются в нашей памяти. Не предвосхищение ли это юмовской дихотомии восприятий на впечатления и идеи?
Образы того, что прекрасно, безобразно, приятно и неприятно остаются в природе объектов, из которых они выведены, так что они воздействуют на нас по-прежнему. Третье различие заключается в том, что внешние образы представлены нам посредством внутренних. Внешние формы восприятия, такие как цвет, звук, запах, вкус, осязание, фигура, число, составляют классификацию внешнего порядка у схоластов. Но существуют некоторые объекты, которые хотя и называются общими, являются партикулярными, и наоборот. Так количество воспринимается всеми чувственными органами, очертания же только зрением и осязанием. Одна способность воспринимает цвет, другая очертание, третья красоту и пропорции. Одна способность выражает похвалу, другая желание, как это доказывается законами соответствия объекта и способности.
В этом несколько наивном психологическом экскурсе закладывается интроспективная платформа для реестра внутренних чувств Хатчесона. Тут же ставятся проблемы гносеологического характера, которые мы встречаем и у Локка, и у Хатчесона, и у Юма.
Подводя итог, Э. Герберт выражает доверие к данным внешних чувств, поскольку все, что нам открывается, есть осуществление Универсального провидения Бога. Внешние модусы опыта вполне достойны доверия, при наличии правильных условий восприятия (см.: 204, 231).
Последней разновидностью истины является истина дискурсивного мышления — (ДМ). Это самая ненадежная способность, ей свойственно часто ошибаться.
Принадлежа к внутренним формам познания, эта способность получает материал из внутренних аналогий, а именно оценок доброго и злого, используя, впрочем, также материал внешних аналогий, но делает выводы при помощи ОП. Впрочем, ДМ излишне, когда под рукой ОП или когда внешние и внутренние формы сами судят о событиях. Эта критика человеческого рассудка, столь необычная в книге, посвященной Истине, оттеняет объективный характер Разума и его Понятий по сравнению со слабым субъективным мышлением человека. Подобная критика будет подхвачена эмпириками и особенно Хатчесоном и Юмом.
Занимая четвертое место среди способностей, ДМ отличается от ПИ и ОП противоположными общими характеристиками (первичность, независимость, всеобщность, несомненность, необходимость и немедленное признание у ОП, а у ДМ: вторичность, зависимость, партикулярность, сомнительность, случайность, затрудненность признания), т. е. отличается субъективностью суждений, недисциплинированностью, как указывает сам автор.
Тут Герберт высказывает гамлетовскую мысль — только человек имеет несчастье обладать склонностью к дискурсивной рефлексии и часто становится жертвой нерешительности (см.: 204, 233). Сейчас он увяз в собственных предрассудках, в следующий момент он порабощен предрассудками другого. Едва ли когда он преуспеет в свободном и искреннем мышлении, если не прислушается смиренным сердцем к внутреннему голосу. И ныне ДМ продолжает блуждать по обочинам и кривым тропинкам, имея столь же сильную склонность к ошибкам, как свобода воли к греху. Его специальная область не принадлежит к внутренней или внешней аналогии или к ОП. ДМ связано только с моментами аналогии (подобия), существующей между вещами. Их оно связывает вместе и приводит в соответствие посредством ОП. Но при этом не имеет права доступа к аналогии, которая существует между нами и Первой причиной или между
