Они вышли на крыльцо «Экипажа», выстланное зеленым, искрящимся под фонарем ковролином, – дворовый ветер швырялся из темноты горстями снежного праха – и мимо желтого «ситроена» Лимонова побрели к своей колымаге.
– Куда едем? – спросил Игорь, когда сели в машину.
– Может быть, в «Птюч»? – Серега посмотрел на Анжелку. – Там облупленные мальчики-девочки танцуют по одиночке, как стадо зомби – жуткое зрелище, кислотный кайф…
– Нет уж, спасибо… Мне что-нибудь попроще, где парами.
– Нет вопросов, – ответил Игорь. – Едем к ЛИС'Су. Проще только на Казанском вокзале.
Они поехали.
– А можно, я подниму стекло? – спросила Анжелка, имея в виду стекло, отделявшее салон от водителя.
– Запросто, – сказал Игорь. – Только учти, мы очень быстро доедем.
Анжелка хмыкнула, нажала кнопочку – стекло поехало, отрезая им с Серегой отдельную каюту с текучим Садовым кольцом за иллюминаторами.
– Вот так, – заметила она многозначительно.
Серега напрягся. Она сняла свою прикольную шапочку, придвинулась и пожаловалась:
– Мне пару раз показалось, будто ты убегаешь куда-то далеко-далеко…
– Мне тоже, – он кивнул. – Дурацкое ощущение. Как будто сам от себя убегаю…
– Не убегай, пожалуйста, – попросила Анжелка. – То есть в разговорах пожалуйста, хоть в Америку, а по жизни не убегай. Я ни о чем другом не стану тебя просить, только об этом: не трусь, не бросай меня, мы только вместе… вместе можем выплыть, понимаешь?
Он хотел отпрянуть, такое было движение, но Анжелка цепко держала его за рукав.
– Очень тебя прошу, – сказала она.
– Этого можно было не говорить, – враз охрипнув, упрекнул он. – Может, я сомневаюсь в себе по каким-то другим параметрам, но как пес, как мужчина… Да я зубами тебя вытащу, если будут связаны руки!.. Я пойду по дну с тобой на плечах, лишь бы тебе дышалось… Я никогда тебя не брошу, Анжелка!
– Не бросишь? – переспросила она.
– Клянусь.
– Клянись! – Распахнув косуху, она вздернула джемперок вместе с маечкой. Поцелуй меня в сердце!
Сережка припал, поцеловал грудь под нежное основание и выпрямился, засверкав левым глазом.
– Не знаю, попал ли, – признался он. – Там так много всего…
– Попал, – заверила Анжелка; они потянулись друг к другу и запечатали клятву бездонным, от Самотеки до Уголка Дурова, поцелуем.
У ЛИС'Са, даром что суббота, народу было немного – человек триста-четыреста, что по масштабу вертепа отдавало безлюдьем и запустением. Тары-бары-рестораны, дискодромы и казино, разбросанные по футбольному полю крытого стадиона, утопали в адском грохоте музыки и дымах, пронизанных лазерными лучами; вспышки стробоскопа, полыхавшие сваркой, озаряли безлюдное высокоавтоматизированное производство – веселящего газа? – а мрачные трибуны циклопического сооружения казались не пустыми, но вымершими: так, должно быть, веселились на развалинах Колизея вестготты.
Они сидели за столиком на краю дискодрома, а Игорь уже танцевал с какими-то девушками в обтягивающих черных платьях, переминающимися с ноги на ногу вокруг сложенных на полу сумочек. Я хочу танцевать, закричала Анжелка, хочу растанцеваться, я полтора года не танцевала на людях; Сережка, что- то крича в ответ, потащил ее на площадку. Со стороны, наверное, они смотрелись не очень: Мальвина и Буратино, имитирующие живую пластику, две деревянные куклы в грохочущем вертепе Карабас`са Барабас`са. Сережка очень старательно, уморительно дергался, улыбаясь смущенной, чуть виноватой улыбкой; глядя на него, Анжелка невольно сбивалась с ритма – хотелось не танцевать, а смеяться, обнимать его и любить.
Зато Игорь танцевал здорово. Он прибился к ним, бросив черных девушек, Анжелка легко подстроилась под его пластику и почувствовала, что танцует. Сережка увял, стушевался, отправился на скамью запасных, за край дискодрома. «Ничего, – сказала себе Анжелка. – Я немножко».
Она была тростинкой на ветру музыки, нотой «ля», рождественской елкой, украшенной серебряными цепочками и тяжелыми золотыми шарами. Жесткий царапающий ритм – бумц, бумц – ломал и захлестывал тело, она боролась с ним, отдавалась ему и думала о Сережке. Он скрючился в ней, как младенец в утробе, которого еще носить и донашивать, носить и донашивать в утробе прямо под сердцем, – а она так надеялась разродиться еще сегодня.
Бог знает, сколько она плыла, выгребая по течению музыки, пока краем глаза не зацепилась за пустоту. Сережка исчез, только сумочка висела на стуле. Анжелка, досадуя на его легкомыслие, показала Игорю, что Сережки нет, и пошла к столику. Они сели, осмотрелись по сторонам, Игорь жестом успокоил ее: все нормально, расслабься. Он никак не вписывался в их сказку: высокий, уверенный в себе голубоглазый брюнет, снисходительно державший дистанцию, при этом запросто, по-хозяйски инспектирующий ее взглядом, даром что друг. У тебя взгляд как палка, сказала Анжелка. Он не расслышал.
Закажи бутылку шампанского, попросила она. Только не «Мартини», а настоящего, вон того – «Моэт и Шандон». Игорь расслышал, но все же переспросил. Она достала из сумочки пачку денег, отсчитала двести долларов, а пачку, на глаз не похудевшую, кинула обратно. Игорь разве что не нырнул следом – затем, справившись с изумлением, откинулся и расхохотался. А ты мне нравишься, крикнул он. Ты действительно бумц высокого класса, теперь я за Серегу спокоен. Прибереги баксы на свадьбу, это бумц как будущий шафер, бумц, друг семьи.
Он пошел к стойке, извлекая на ходу портмоне, потом вернулся, показал на часы и выкинул десять пальцев – десять минут. Анжелка оглянулась. Бармен кивнул, приятно осклабился, показал на ведерко, в
