его. Представил завтрашние фотоснимки в газетах, где он будет изображен беспомощно сидящим на полу, и волна злости вскинулась в нем. Но он тут же погасил в себе эту вспышку: для репортеров чем больше скандал, тем лучше. Поднялся, принялся отряхивать колени. Когда разогнулся, репортеров возле него уже не было. Они толпились в стороне, окружив человека, которого Мортон вчера принял за сторожа.
— Я помощник управляющего Лео Смит, — бодро говорил он, — я должен сделать важное сообщение. Посмотрите вокруг…
Театральным жестом он повел рукой. Все оглянулись, куда он показывал, и все ахнули: скульптур не было. Ни одной.
Как фокусник, Смит протянул руки к той нише, где еще недавно стояла двухмиллионная богиня, и она тотчас появилась на своем месте, целая и невредимая, выпуклая, гладкая, словно живая. Мановением руки Смит одну за другой вернул на свои места все скульптуры и громко и ясно, словно декламируя со сцены, произнес только одно слово:
— Го-ло-гра-фия!
И зачастил с энтузиазмом эстрадного чтеца:
— Да, да, господа, перед вами эффект голографии. В течение нескольких месяцев вы имели возможность видеть лучшие шедевры мирового искусства. Никто, я повторяю, никто не заподозрил, что это всего лишь иллюзион. Нападение на музей, свидетелями которого вы только что были, еще одно подтверждение великих возможностей голографии. Мы не раз заявляли, что произведения искусства, выставленные в нашем музее, украсть невозможно. Нам не верили. Но мы были правы. Отныне мы будем называться не музеем искусств, а голографическим музеем мировых шедевров. Некоторые из произведений искусства будут подлинными. Посетителям представится возможность угадать, какие именно. Уверен, что угадать никому не удастся, так достоверен эффект голографии. Система голографических музейных экспозиций разработана специально по нашему заказу…
На Мортона никто не обращал внимания. Он сыграл свою роль, он был больше не нужен.
Пришел Роланд, протянул сложенный вчетверо листок. Мортон развернул его, прочел и ничего не понял.
— Что это?
— Бумага, освобождающая Фо от ответственности за нападение на музей. Управляющий уговорил его сделать это в целях рекламирования музейных ценностей. За хорошую оплату, разумеется.
— Но… скульптур нет.
— В договоре и не говорится о скульптурах.
— Фо знал это?
— Ничего он не знал.
— Спектакль, — сказал Мортон. — И мы в качестве актеров. Всего лишь невинное рекламное представление.
— Невинное, если не считать пули в кишках у Фо.
— 'Несчастный случай по вине балбесов-пелицейских, не сумевших отличить подлинных вещей от их изображений' — так утром напишут газеты.
— Но зачем это, зачем?! — вскричал Роланд, заставив оглянуться репортеров, ходивших за экскурсоводом от ниши к нише, в которых то появлялись, то исчезали скульптуры.
— Ясно зачем, — угрюмо сказал Мортон. — Весь этот бум с выставкой мировых шедевров вот-вот должен был лопнуть. Уже поговаривали, что тут нечисто. Оставалось или признаться в мошенничестве и потерять посетителей, или сделать 'финт ушами', удивить всех неожиданным поворотом дела. Теперь люди полезут в музей, чтобы посмотреть, чем это так ловко облопошили полицию. Пуля в животе у Фо — лучшая реклама, и ты главный герой этого спектакля…
Роланд вынул пистолет, передернул затвор.
— Ты куда? — Мортон положил руку на пистолет, удержал.
— Пойду объясню этому лысому: есть на свете еще кое-что, кроме его вшивых доходов.
— Нет, — жестко сказал Мортон. — Это не твое дело. Это дело Форреста…
