Ой-йо-оо!… Ой-йо-оо!… никто не услышит…» А потом были: « – Какая боль… Какая боль… Аргентина– Ямайка: пять – ноль!» И еще: « …Тебе семнадцать, Тебе опять семнадцать лет.. Каждый твой день рождения Хочет прибавить, А я скажу: нет!» И уже совсем под конец: « – Да не спеши ты нам в спину стрелять, Да это никогда не поздно успеть. А лучше дай нам дотанцевать, А лучше дай ты нам песню допеть…» …А потом, уже в темноте, на сцену вышли другие музыканты, но это уже было неважно, потому что пришла пора неспешных разговоров, бесед под настоечку «Красный Франкенштейн», которая оказалась в загашнике у Виктора, пора байкерских и просто туристических баек. «Средняя Азия, год одна тысяча девятьсот лохматый… Темно уже, едем, везде аулы, арыки, остановиться негде… Смотрим – вроде рощица саксауловая. Ставим палатки. Утром просыпаемся… Тамошние аксакалы посадили возле сельсовета три дерева, возле этих деревьев мы и стоим. Аксакалы сидят рядом и терпеливо ждут, когда мы проснемся… …Пустыня, воды нет, подъезжаем к колодцу, зачерпываем воду…. В котелке дохлый суслик. Что делать? До ближайшего колодца триста километров… Суслика выкидываем, воду обеззараживаем и кипятим. Пьем, куда деваться?» На свет нашего костерка из темноты пришел некто волосатый и юный. Он был настолько пьян, что не видел, кто у костра. Он сел рядом и смотрел на нас счастливыми глазами, а потом просто ткнулся в землю, упав вперед. Виктор сходил, нашел владельцев тела, и они забрали бесчувственного товарища к своему костру. Из темноты неслась какофония, мелькали какие-то тени, кто-то визжал, кто-то пел, кто-то бесконечно ездил в темноте. Виктор махнул рукой. - Не обращайте внимания. Сколько я бывал на мотошоу, всегда такое вот примерно сопровождение.
А потом стало совсем темно, и мы пошли спать… …Все хорошее заканчивается быстро. В воздухе витала грусть. Она проникала в сонные палатки, смешивалась в воздухе с горьковатым дымом костров, и даже мотоциклы сегодня заводились как будто неохотнее. Сегодня было закрытие. Победителям вручали призы, все дружно горланили, поздравляя друзей и подруг, но меня уже гложила тоска расставания и ничего с этим нельзя было поделать… Нужно было уезжать. Узнав, что мы уезжаем сегодня, чтобы переночевать перед Тюменью и с утра загрузить мотоцикл в контейнер, Виктор тоже как-то закручинился, запечалился да и ушел куда-то в сторону, и мы не видели его до самого нашего отъезда. Алексей обиделся. - Ну что он так? Хоть бы попрощался по-человечески…
Я не стала ничего говорить, но мне кажется, я поняла Виктора. Весь день мы ехали до Тюмени, – у нас ломался мотоцикл, который не хотел уезжать из родных мест, в шлем Алексею залетела оса и ужалила его, поесть было негде, а искупаться – некогда. Мы остановились в сосновом бору, который выглядел раем, пока мы не поставили палатку. За это время кровопийцы со всего леса успели слететься на ужин. Нас просто заперло в палатке их страшное гудение. Никогда я еще не слышала, чтобы комары с таким зловещим воем ломились в палатку! Поздним вечером над нами разразилась еще одна гроза. Мы надеялись, что после неё жара спадет, но, оказалось, зря… А ночью я услышала странные звуки, от которых подскочила на месте и больше уже не уснула: было полное ощущение, что кто-то сидел-сидел на сосне, уснул, да и свалился с неё, во всяком случае, мое горячечное воображение рисовало мне именно это, да что там, я явственно слышала шум упавшего тела! Я прислушалась, но было тихо, я постаралась снова уснуть, но в тот самый момент, когда мои веки стали смежаться, звук повторился, но уже в другой стороне леса. Я не выдержала и разбудила Алексея. - Дай мне нож!
- На фига? – сонно спросил он.
- Ну, дай!
Он пошарил в темноте и достал нож. Бух! – раздалось в отдалении. Алексей замер. - Что это?
- Я не знаю, – сказала я, постукивая зубами.
Алексей с ножом молча вылез наружу, запустив при этом в палатку тучку летающих вурдалаков, посветил фонариком туда-сюда и вернулся. – Да нету там ничего, – сказал он. Бух! – прозвучало снаружи, «подтверждая» его слова. Он снова прислушался. Было тихо. Мы не шевелились довольно долго, но снаружи не было слышно ни звука. Наконец, Алексей лег и начал шуршать
