практически любой, пусть даже самый неожиданный вопрос. Мужчина носил странную кличку Штази, объяснять происхождение которой всегда отказывался.
Все трое были давно знакомы, но в самолете не общались, даже не поздоровались, столкнувшись в накопителе после прохождения границы. Билеты и гостиничные номера для них Костя забронировал заранее, используя кредитную карточку, оформленную на имя давно умершего турка. С момента собственной «смерти» он вообще полюбил все, что связано с загробным миром, – имена и документы покойников, машины мертвецов и даже кладбища. Там Носорогу гораздо лучше думалось.
Встреча с визитерами состоялась в маленькой кофейне, недалеко от стамбульского торгового порта. Все были сдержаны в эмоциях, хотя Костя и заметил, что младший брат то порывается броситься ему на шею, то отпрыгивает в сторону, словно опасаясь даже случайного прикосновения.
Разговаривали почти шепотом, причем говорил в основном Носорог. Гости слушали, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. «Советский чиновник» сокрушенно качал головой, делая какие-то отрывистые пометки в потрепанном блокноте, брат округлял глаза, Пика замысловато матерился. План, изложенный воскресшим Носорогом, нельзя было назвать даже научной фантастикой – это была скорее сказка. Но у сказки был настолько счастливый конец, что возражать как-то и не хотелось.
Вечер закончился тихим ужином в рыбном ресторане с видом на море. О делах больше не говорили. Расходились порознь и даже в Москву улетали поодиночке. Пика попросил разрешения пару недель отдохнуть перед большим делом, и Костя не возражал. Получив две пачки долларов на карманные расходы, старый уголовник арендовал машину и поехал в Мармарис – Носорог заверил приятеля, что там у него не будет недостатка в развлечениях. Главное – осторожность во всем.
Только вернувшись домой, Костя понял, насколько устал. Он лег на ледяной кафельный пол в ванной, разделся и лежал почти час. Где-то за головой журчала вода, поднимался пар, и отражение в зеркале туманилось. Постепенно все помещение заполнилось вязким влажным паром. Костя с трудом дышал, но никак не мог собраться с силами, чтобы встать на ноги. Ему было страшно, по-настоящему страшно.
Только теперь он понял, как далеко собирается зайти, в какие сферы его заставляют вторгаться. Нет, его не смущает собственное суконное рыло, но в этом калашном ряду все места уже заняты и расписаны. Причем очень давно. Но пути назад уже не было, а дорога вперед вся покрыта вязким паром.
Из ванной он буквально выполз.
Костя сходил на рынок, долго и бессистемно что-то покупал. В углу маленький турок, дыша на него гнилыми зубами, предложил гашиш. Носорог не глядя сунул ему мятые деньги, забрал маленький комочек, завернутый в фольгу, и почти бегом бросился домой. Этой ночью он так и не смог заснуть. Сон пришел лишь ближе к утру, он забыт включить кондиционер и, видимо, потому был вынужден отбиваться от кошмаров, которые шли к нему один за другим.
Носорог проснулся, сел по-турецки на пол и заплакал – может быть, впервые в жизни. Он понял, что игра в прятки со смертью всегда заканчивается одинаково. Убежав от нее единственный раз, он слишком уж расслабился, слишком уверился в своих силах. И в результате – добровольно залез в петлю. Умирать не хотелось, очень, очень не хотелось.
Он залпом, прямо из горлышка, выпил пол-литровую бутылку ракии и снова заснул. Опять пришли кошмары: Косте снилось, что он тонет в огромном чане с кипящим золотом. Золото покрывало руки, ноги, голову, постепенно застывало и дошло уже до шеи. Дышать становилось все труднее, руки и ноги стали металлическими – ярко блестели. А потом волна расплавленного металла хлынула Косте в рот. Во сне он умер в страшных муках.
Часть седьмая
Обратный отсчет
#64
Москва
17 июня 2009 года
Ему очень понравилась пресс-конференция министра внутренних дел. Он смотрел ее по телевизору и внутренне торжествовал – значит, не ошибся. Значит, делая ставку почти вслепую, он выбрал единственную верную карту, единственного надежного и самого могущественного в этой ситуации союзника.
В какой-то момент, правда, его кольнуло – ведь этот человек теперь тоже обречен. Его дни тоже сочтены. Никто из посвященных в тайну «золотого дела» не протянул и года. Никто, кроме него. Он часто пытался спросить у самого себя: почему все именно так, – но не находил ответа. Разыгрывая свою собственную партию, он понимал, что сам всего лишь пешка в чьей-то очень крупной игре. И если для себя он уже давно все решил – осознал, ради чего все это, то мотив неизвестного ему и самого сильного игрока оставался тайной за семью печатями. Было лишь подозрение, что, когда карты, наконец, откроются, будет слишком поздно, и прозрение не принесет радости.
По большому счету, он больше не управлял ситуацией, а мог лишь наблюдать за ней с почтительного расстояния.
В его «списке добрых дел» оставались незачеркнутыми лишь две строчки, причем последняя – под большим вопросом. Время покажет, наверное. А пока… Пока он заканчивал писать. Где-то здесь, на двадцатой странице, пора было ставить точку. Он еще несколько раз пробежал по диагонали готовый текст, поправил несколько слов. Сверился с визиткой, набрал адрес электронной почты, отправил письмо. Отформатировав жесткий диск компьютера, он выломал его из корпуса, отнес на балкон, положил на бетонный пол и несколько минут методично бил тяжелым ботинком. Собрав осколки в эмалированную кастрюлю, обильно полил водкой и поднес зажигалку. Отвратительный запах горящего пластика заполнил все вокруг.
На другом конце Москвы «Outlook» издал противный звук, сообщив о поступлении почты. Белобрысый мужчина лет тридцати пяти в очках в тонкой стальной оправе лениво открыл письмо, подумал, что адрес отправителя ему незнаком, но все равно – распаковал вложение и пробежал первые строк сорок. Выражение его лица постепенно менялось. Мужчине показалось, что у него запотели очки, и он даже протер их краешком майки, на которой было нарисовано лицо российского президента. Прищурившись, он еще несколько минут со все возрастающим удивлением и вниманием смотрел в монитор, потом резко вскочил, убежал на кухню. Вернувшись с чашкой кофе и зажженной сигаретой, он устроился поудобнее и начал читать заново. Его русский был весьма хорош, но далек от совершенства. Пару раз пришлось даже заглянуть в словарь. Много часов спустя, когда в Москве была уже глубокая ночь, Терри Уотсон, глава российского бюро «Нью-Йорк тайме», позвонил главному редактору и сообщил, что прилетит ближайшим рейсом. Есть разговор, который не терпит. Срочный, очень срочный разговор. Главный редактор пытался задавать вопросы, но смог выудить из Терри лишь загадочную фразу: «Мы взорвем этот чертов мир, но в процессе умрем сами, если не передумаем, конечно».
#65
Москва, Неглинная улица, главное здание Центробанка России
24 июня 2009 года
Зампред Центробанка меланхолично перекладывал документы на рабочем столе из одной стопки в другую. У него было невероятно много дел – нужно готовиться к очередному раунду международных переговоров, нужно разбираться с сотнями внутренних вопросов – но голова категорически отказывалась работать. Прошло уже несколько дней, но он так и не принял для себя никакого решения. Какая-то часть его сознания кричала, даже орала – забудь об этом навсегда. Другая – строго приказывала принять предложение Узбека.
Он в очередной раз взвешивал все «за» и «против». С одной стороны, если расследование пойдет достаточно быстро и в нужном направлении, у главы МВД есть неплохие шансы. Нет, конечно, человек с таким лицом и такой фамилией никогда (ну, по крайней мере, в ближайшие лет двадцать) не станет президентом России. С другой – превратиться в одного из самых влиятельных людей государства он может уже завтра. Есть лишь одно «но» – время. Прав будет тот, кто успеет первым. Поэтому, с одной стороны, нельзя медлить. С другой, с другой… А черт его знает!
Финансист в бессилии пнул ногой массивную тумбу под письменным столом. На сегодняшний вечер у него были назначены две встречи – плановое интервью для «Нью-Йорк тайме», о котором американцы просили еще несколько месяцев назад, а потом – ближе к ночи – очередная встреча с Худойбердыевым.
