сопли», считалась с этой моей маленькой слабостью.
– Еще бы! Ведь не меня ты сделала героем своих романов, – фыркнул он, задетый за живое. – Ольге ты посвящала книги, свои интервью. С ней ты позировала перед камерами. А где в это время был я? Нашлось ли место для меня в твоей «литературной» жизни?
– Я сейчас не расположена к дискуссии, – сказала она, потирая виски. – Эту тему мы обсуждали с тобой неоднократно. Я не буду повторять сейчас то, что говорила раньше про специфику жанра и аудиторию, которой я адресовала свои книги. То, что я пишу сейчас, очень личное, и когда-нибудь ты обязательно прочтешь это. Но я предпочла бы закончить свою работу до того, как ты это сделаешь. Я хочу разобраться в себе, и, надеюсь, к тому моменту, когда я поставлю последнюю точку или же многоточие, в моей жизни все встанет на свои места.
– Ты имеешь в виду процесс? – осторожно спросил он.
Диана дернула плечом.
– Процесс не главное, – отмахнулась она, словно речь шла о какой-то незначительной мелочи, не стоившей внимания. – Я просто не знаю, как жить дальше. Куда идти, на что положиться в своей жизни.
– Но ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня.
– Это я знаю. Ты… добрый, – сказала она, уставившись невидящим взглядом куда-то в пространство.
«Спасибо за крошки с вашего стола», – так и хотелось сказать ему, но он привычно промолчал, а в голове заезженной пластинкой звучал и звучал голос брюхатого журналиста, повторявшего один и тот же вопрос: «А где ваше место, господин Максимов?»
Глава 8
Елизавета пришла к Данилевским уже под вечер, когда лужицы под окном подернулись хрусткой корочкой льда. Если бы обстоятельства благоприятствовали молодому адвокату, она бы не удержалась от того, чтобы втянуть полной грудью пьянящие ароматы весны, которые чувствуются лишь вдали от городской суеты. Но сегодня Дубровская была не в духе, и ей не было дела до первых прогалин, обнажающих черную, напитанную влагой землю. Ей не хотелось прыгать на одной ножке по редким островкам сухого асфальта, как она делала когда-то, будучи маленькой девочкой. Сегодня Дубровской хотелось возмущаться, причем в полный голос, адресуя свои эмоции тем, кто выставил ее в глупом свете перед следователем Красавиным.
Она с трудом удержалась от того, чтобы сразу же не напуститься на бедного Максимова, отворившего ей дверь.
– А вы кстати, – сказал он, улыбаясь. – Сейчас будем есть пирог.
Дубровская наклонилась, чтобы расстегнуть «молнию» на сапогах, всунув в руки опешившего Максимова, помимо кухонного полотенца, еще и треклятую папку с атласными завязками.
– Ну, как? – спросил он. – Вырезки пригодились?
– Ага, – коротко ответила Дубровская, соображая, где лучше начать скандал, в тесной темной прихожей, среди курток и шуб, или же в гостиной, где было уютно и светло, а на столе благоухал пирог. Второй вариант явно был предпочтительнее.
На диване с переносным компьютером на коленях примостилась Диана. Она барабанила по клавишам, не обращая никакого внимания на гостью. Ее волосы были зачесаны на прямой пробор, а выражение лица поражало своей сосредоточенностью и чистотой. Ну прямо как у девушки, склонившейся над вышиванием.
– Печатаете новый роман? – громко спросила Лиза, понимая, что приветствий от клиентки все равно не дождешься.
– Это автобиографическая повесть, – пояснил Максимов, вынырнув едва не из-под рукава адвоката. – Дианочка хочет представить на суд читателя свою жизненную историю, чтобы прекратить распространение гнусных сплетен вокруг своего имени.
– Значит, следователь Красавин был прав, – заключила Елизавета, горько усмехнувшись. – Не знаю, как ему удается все видеть наперед, но он верно просчитал то, что Данилевская займется сейчас новой книгой, которую любое издательство купит у нее за сумасшедшие деньги! Еще бы! Исповедь обвиняемой по самому громкому делу года!
– Боюсь, я не понимаю, – пробормотал озадаченный Максимов. – Что вы имеете в виду?
– А что тут непонятного? – проговорила Дубровская. – Просто мы со следователем Красавиным обменялись информацией. Я ему дала почитать эту вашу папку с вырезками из газет и журналов. Он мне – последнюю книгу Дианы «Прыжок в бездну». Отгадайте теперь, кто кого больше удивил?
Данилевские молчали. Даже Диана перестала терзать клавиши и смотрела на адвоката во все глаза.
– Значит, они рассматривают книгу как доказательство ее вины, – наконец проговорил Павел. Похоже, он был потрясен. – Видите ли, сразу после выхода в продажу последней книги какой-то умник выложил в Интернете свои соображения по поводу гибели скалолазки, сопоставив газетные материалы и текст романа. После этого все и началось! Крошечная заметка в одной из местных газет. Перепечатка в региональном издании. Затем центральная пресса. Телевидение. Но я никак не могу поверить, что прокуратура восприняла весь этот бред всерьез!
– Прокуратура, исходя из сообщений в прессе, провела проверку фактов и установила, что решение об отказе в возбуждении уголовного дела по факту гибели скалолазки было принято необоснованно, – заявила Лиза, присаживаясь на краешек дивана. – С учетом данных, которые дала следствию писательница Данилевская, и благодаря новой оценке уже установленных фактов созрело новое решение. Теперь мы имеем то, что имеем. Уголовное дело возбуждено, и главной фигуранткой по нему является Диана. По- моему, все логично.
– Нет, я утверждаю, что это бред! – категорично заявил Максимов. – Виданное ли дело – привлекать к ответственности писателя за тот художественный вымысел, который он использовал при написании книги. Да ведь это только плод воображения!
– Следствие так не считает. На юридическом языке это называется обнаружением преступного умысла.
– Не могу поверить! – Максимов бросил на диван кухонное полотенце. – Значит, всех авторов детективов можно осудить за то же самое! Ну, давайте привлечем к ответственности Конан Дойля! Чего он только не написал в приключениях Шерлока Холмса!
– Я не уверена, жила ли в доме Конан Дойля собака Баскервилей, – заметила Лиза. – Но в книге вашей жены описывается преступление, которое поразительно совпадает по фактам с обстоятельствами гибели Ольги Крапивиной. Особенно настораживает тот факт, что книга была написана еще в то время, когда потерпевшая была жива и здорова.
– Ну, знаете! Ни один суд в мире не осудит человека при таких шатких доказательствах.
– Я так поняла, что следствие располагает неопровержимыми данными, свидетельствующими о том, что смерть Крапивиной не было результатом несчастного случая. Ее столкнули со скалы.
Максимов как-то сразу осел и, бросив настороженный взгляд на Диану, уже более спокойным тоном продолжил:
– Пирог стынет. Давайте сядем за стол, и вы спокойно нам все расскажете…
Пирог Максимова оказался превосходным на вкус. Супруг Дианы был, ко всему прочему, отличным кулинаром. Дубровской стоило немалых усилий поддерживать разговор о расследовании, а не уплывать мыслями в совершенно противоположном направлении, спрашивая себя – в какой оранжерее выращиваются безупречные мужья? Ее супруг по этой части не был силен и ничуть не переживал, придерживаясь традиционного взгляда: пироги должна печь жена.
– Значит, говорите, не было несчастного случая? – спрашивал Павел, подливая в чашку гостье свежую порцию чая. – Но ведь это еще не точно? Это предварительные выводы?
– Судя по всему, нет, – отвечала Елизавета, принимаясь за второй кусок пирога. – У Красавина есть какие-то свидетели. А кроме того, осмотр места происшествия выявил следы присутствия второго лица.
– Разумеется. Диана оставила там немало следов.
