– Не понял, – сказала Кати. – Ты не думай, что я такая уж недотрога или холодная. Я не хочу, чтобы было так, как у нас обычно бывает – этак мимоходом… Ты не думай, я к тебе хорошо отношусь, но ты ведь не станешь врать, будто любишь меня, правда?
– Правда, – сказал я.
– Вот видишь. А по-другому я не хочу. Не обижайся. – Она положила мне руку на плечо, и ее пальцы наткнулись на тот шрам. – Это откуда?
– Упал с велосипеда.
– Знаю я твои велосипеды… – Она не убирала руку. – И вообще, то, что ты о себе думаешь, мне не нравится.
– Интересно, что это я о себе думаю? – спросил я уже благодушно.
– Угадать?
– Валяй.
– Так… Мне кажется, ты давно и кропотливо вылепил свой образ. Он тебе доставляет удовольствие – мужественный инспектор, делающий трудное и опасное дело, а бабы – низшая раса, неполноценные создания, и ничего они толком не понимают.
– Ну-ну, дальше… – Благодушия у меня убыло.
– Ты внушил себе, что ты – бесчувственный, холодный человек, одержимый своей службой, и боишься себе признаться, что это наносное, маска, фальшь, что ты обыкновенный человек, а не запрограммированная на выполнение спецзаданий кукла, в глубине души тебе хочется и…
– Хватит!
– Угадала? – По-моему, она улыбалась.
– А я не люблю, когда меня угадывают.
– Предпочитаешь оставаться загадочным?
– Я к этому привык.
– И не тяготит?
– Иди-ка ты спать.
– Не хочется что-то. – Она меня определенно поддразнивала. – С тобой так интересно разговаривать… Мне интересно тебя угадывать.
– А зачем?
– Может, удастся тебя перевоспитать.
Я расхохотался.
– Девочка, – еле выговорил я, – крошка, лапонька, что это ты несешь? Кто это будет меня перевоспитывать? Это я вас должен перевоспитывать…
Она отодвинулась, как-то нехорошо напряглась, и я почувствовал, что задел в ней что-то этими словами, обидел, хотя ничего обидного сказать не мог. То же самое я говорил им сегодня вечером, и они не были обижены или задеты…
– Так, – сказала Кати прозрачным звенящим голосом. – Раскрылся все-таки… Мы недочеловеки, и ты можешь вертеть нами как хочешь, но никто из нас не смеет учить тебя – высшее существо?
Она не хотела, чтобы я видел ее слезы, рванулась к двери, но я поймал ее за локоть и прижал к себе. Осторожно погладил по щеке:
– Ну, успокойся. Какой может быть разговор о недочеловеках?
– Отпусти!
– Черта с два, – сказал я. – Я было подумал, что ты чуть ли не колдунья-телепатка, а ты, оказывается, обыкновенная глупая девчонка. Плакать и то умеешь. Ты меня не так поняла, честное слово. Видишь ли, я – взрослый человек с устоявшимися привычками, со сложившимся характером, и не двадцатилетней девчонке меня перевоспитывать. Знала бы ты, какие люди пытались меня перевоспитывать – полковники, майоры, даже один генерал, они дьявола могли перевербовать и заставить работать на бога, а со мной не справились… Так что извини, но не тебе…
– Ты еще скажи, что я гожусь тебе в дочки.
– Увы, нет. Не такой я старый, да и в нынешней ипостаси ты меня вполне устраиваешь.
– Ты так уверен, что я…
– Ты в судьбу веришь?
– А ты?
– Черт ее знает, – сказал я. – Иногда верю, иногда нет.
– Значит, ты считаешь, что мы…
– Ох, ничего я не знаю.
Мы стояли лицом к лицу в полумраке.
– Хочешь, я скажу, чего ты боишься?
– Сам знаю, – сказал я. – Я боюсь в тебя влюбиться.
