– Где? – спрашивает Ева, вытирая пот с лица полотенцем.
– В квартире помощника режиссера.
– Это который попал в больницу? Переведите пленку на текстуру и перегоните мне по почте. Кто заговорил?
– Булочкина.
Звонок телефона. Ева Николаевна стала одной ногой в ванну. Она берет трубку со стеклянной полочки.
– Это Надежда, – робко и грустно.
– Слушаю тебя, Надежда Булочкина.
– Я хочу сдаться. То есть я хочу поговорить, а вы потом сами решите…
– Ты по какому телефону? – Ева сверяет числа Надежды с теми, которые у нее высветились на табло. – Отлично. Через десять минут я тебе перезвоню. Не выходи из дома. Ты одна?
– Нет. С Михал Петровичем.
– Пусть он тоже не выходит. Десять минут!
Звонок телефона. Ева Николаевна замерла под прохладным душем. Она закрывает кран, чертыхается, выходит из ванны и берет со стеклянной полочки трубку.
– Ева Николаевна? Рита Тиглер.
– Не знаю такой.
– Это же я, Марго!
– А, извини, забыла твою фамилию. Что-нибудь в школе?
– Нам надо поговорить. А ты стоишь голыми ногами на кафеле и мерзнешь. Одевайся, я подожду.
– Да. У меня напряженное утро. – Ева косится на лужицу у ног. – Постарайся уложиться в полторы минуты, или поговорим позже.
– Полторы? Ладно, попробую. Сколько вы заплатите, если я найду тело?
– Какое тело? – цепенеет Ева.
– Тело мужчины спрятано в театре, без меня не найдете. Это агент вашей конторы.
– Я приняла информацию, посоветуюсь с начальством – перезвоню.
Ева выбегает из ванной и голая несется к себе в комнату. Уже пришла почта, она садится к экрану под тихий колокольчик и, дрожа, читает несколько страниц материала. Итак, обе зажигалки нашла Надежда Булочкина. Раскручиваясь в кресле, Ева смотрит в потолок и думает. Потом вызывает наряд охраны на адрес квартиры помощника режиссера.
Звонок телефона. Это Кошмар.
– Что будешь делать с Булочкиной?
– Мы встретимся вечером в театре. Я решила не форсировать события. Она отдаст вторую зажигалку перед спектаклем. Надеюсь, что та будет с пленкой. Я направила охрану на адрес помрежа, – докладывает Ева. – Ясновидящая Марго просит денег за обнаружение тела.
– А как поживает осветитель? Он ничего не потребовал за обнаружение этого тела?
– Марат Устинов уверен, что Служба безопасности и военная разведка в сговоре. Он хочет уйти на покой, предварительно раскопав веский компромат по этому сговору.
– Он хочет уйти на покой с вами? – уточняет Кошмар.
– Совместных планов мы пока не строили. Вчера вечером Устинов показал место в костюмерной, где он обнаружил раненого агента Службы. Я ему верю. Зачем Устинову прятать тело?
– Ева Николаевна, – вздыхает в трубку Кошмар, – все это плохо пахнет. Первый раз у меня такое дело, когда все бессмысленно. Уцепиться не за что. В этих парадоксах бессмысленности есть что-то недосягаемо простое, что мне пока не удается ухватить, поскольку я привык к запрограммированным сложностям. Получается, что, если Устинов прав насчет сговора, наш отдел должен расследовать это дело с максимальной осторожностью. И если он не прав, наш отдел должен расследовать это дело…
– С максимальной осторожностью, – продолжила Ева. – Чего мы, в конце концов, боимся, полковник Кошмар?
– Примитива. Бойтесь полного примитива, майор Курганова. Это такая убийственная вещь в нашей службе, которая не поддается анализу и прогнозированию. Я вам говорил, что люблю гулять на кладбище?
– Говорили, – вздыхает Ева.
– Так вот. Вчера, к примеру, я поймал себя на том, что корректирую надписи на памятниках. Минимум четверым прекраснейшим офицерам и исполнительным воинам я бы сменил эпитафии на одну фразу: «Погорел на примитиве». Или, к примеру: «Жизнь – примитивна, не утруждай себя разгадыванием».
– Полковник Кошмар, – вкрадчиво интересуется Ева, – не хотите ли поужинать с шикарной блондинкой, которая защитила докторскую по психоанализу?
– Нет. Спасибо. Это ваша подруга, я знаю. Что бы вы написали на моей могиле?
– Я вас умоляю! По иронии судьбы я уже прочла надпись на своей могиле. Да, у меня есть могила на кладбище, небольшой камень на ней, и на камне надпись. Когда я прочла эту надпись, я поняла, что самый неожиданный подарок – это что напишут близкие и знакомые на твоей могиле.
– Что вы говорите? И что там написали?
– «Ты – самая», три точки. Все.
– Хорошая надпись, – помолчав, заметил Кошмар.
– Оставьте возможность своим близким сделать последний подарок. Не спрашивайте заранее, что они там напишут.
– А если это будет полнейший и банальнейший примитив? Типа: «Верному товарищу и исполнительному работнику от скорбящих коллег»?!
– Тогда и посмеетесь напоследок!
– Двадцать тысяч и ни копейки больше, – вдруг категорично заявляет Кошмар.
– Что?!
– Ясновидящей Тиглер можете предложить не больше двадцати тысяч.
Марго поджидала Еву у школы. До начала второго урока оставалось пятнадцать минут.
– Двадцать тысяч, – проговорила Ева, проходя мимо.
Марго задержала ее за рукав и прошептала, оглядевшись:
– Надо поговорить. Срочно.
– Двадцать тысяч. Разговоры не помогут. Это решаю не я, мне приказано не отступать от суммы ни на копейку.
– Да что ты все о деньгах! – зашипела Марго, увлекая Еву за собой в кладовку.
В сумраке маленькой комнатки, среди ведер, завешенных тряпками, и могучих швабр, Марго, волнуясь, рассказала Еве о мальчике Иосифе из третьего «В».
– Понимаешь, – шептала она возбужденно, – я ничего не могу поделать. Я позвонила его родителям еще три дня назад, они отвели мальчика на анализы, но анализы ничего не показали.
– Как это – позвонила родителям?
– Я представилась медсестрой из школы, сказала, что у мальчика плохое самочувствие, что его надо показать врачам и срочно сделать некоторые анализы. Потом я позвонила второй раз, когда анализы ничего не показали, а шестеро любящих, вполне умственно здоровых взрослых стали уверять меня, что мальчик просто переутомился! Ну не сволочи? У него менингит, в школе может начаться эпидемия, что мне делать?
– Подожди, дай подумать, – опешила Ева. – Какие шестеро взрослых?
– Папа, мама, две бабушки, два дедушки и жена дедушки по матери от первого брака, видишь, их даже больше шести! Я переговорила со всеми.
– И что, никто…
– Никто! Говорят как заведенные, что у мальчика музыкальная школа, фигурное катание и шахматы по четвергам, кто хочешь устанет, а что голова болит, так у кого она не болит в загрязненном мегаполисе! Вчера они дозвонились в Управление народного образования и пожаловались на терроризирующую их медсестру школы!
