– У вас есть зарегистрированное оружие. Где оно?
– В спальне. Принести?
– Нет. Извините. – Ева подошла к коляске, наклонилась, подсунула одну руку под ноги мужчины, другой обхватила его со спины и перенесла на диван.
– Я тяжелый, я мог бы просто привстать, – не удивился он, с интересом наблюдая, как Ева обыскивает кресло.
– Теперь я потрогаю вас, ладно?
– Ладно, – тихим смущенным голосом, а сердце под толстым свитером, под теплой футболкой, под выступающими ребрами колотится испуганно. Ноги под брюками бессильны, в белых шерстяных носках ступни равнодушны к прикосновению и очень твердые.
– Посидите на диване. – Ева откатывает кресло в коридор. Идет в кладовку. Пистолет прикреплен к подвесной кровати, напоминающей гамак со сложными приспособлениями. Ева вынимает патроны и проверяет ствол. Пистолет – к низу гамака, в крепление из тонких кожаных ремней. Патроны – в карман комбинезона.
– Я все, – закатила она кресло в комнату.
– Я посижу на диване немножко.
– Хорошо. Если станет холодно, вот плед. Взяла в вашей спальне. Я начинаю. Можете разговаривать. Когда захотите в кресло, я перенесу.
Ева села перед винтовкой, настраивая прибор ночного видения. Она старалась держать спину прямо, а ноги расслабленными. Было очень жарко, и свежий холодный воздух из прорезей в стекле не освежал, а только подчеркивал жару в комнате. Милена кончила красить ногти и с тупым изумлением уставилась в телевизор. Время – семь тридцать три. Опаздывает нотариус… Чуть привстав, Ева оглядывает двор через прицел и почти сразу в беседке у песочницы замечает человека. В зеленоватом свете прибора Марат Устинов устрашающе огромен и близок. Оделся он на славу, даже ушанку нацепил. С места не двигается. Собрался просидеть там ночь? Ева смотрит на вход в подъезд. Во двор въезжает машина. Марат активизировался. Что это у него? Фотоаппарат… Неужели снимает всех, кто входит в подъезд? Ева еще раз осматривает комнату Милены и убирает лицо от винтовки. Марат тоже решил вычислить нелегала? Пожалуй, у него это может получиться, если он потом узнает на фотографии коллегу из театра. А что, если?..
Еще один звонок в информационный отдел. На поиски номера телефона Марата Устинова нужно время, поскольку он не является служащим Службы.
– Я сам прогнал жену, – вдруг говорит Адам с дивана. – Все думают, что она бросила инвалида, а я сам ее прогнал. Знаете, если вы видите через эту свою винтовку в темноте, то и враг может также увидеть вас в свой прицел. Зачем тогда выключать свет?
Враг… Смешно. Не враг, а коллега, у которого впору проходить курсы повышения квалификации по выживанию.
– Как вас зовут, можете сказать?
…
– Без маски вы очень красивы. Вы сидите неподвижно уже почти час, это достигается тренировкой?
…
– Если вы не хотите говорить, как вас зовут, можно, я сам придумаю имя?
…
– Мне очень нравится «Ева». Удачное имя для первой женщины, да?
Ева убирает лицо от винтовки и несколько секунд смотрит на разлегшегося в диванных подушках Адама.
– Раз уж вы отвлеклись, подкатите, пожалуйста, коляску, я сяду в нее. Сам! – повысил он голос, когда Ева подкатила коляску и склонилась к дивану.
Потом она сделала несколько упражнений, установила на полу ладони и медленно подняла ноги в стойку. В перевернутом вверх ногами пространстве худой мужчина в инвалидной коляске, слегка освещенный полоской света из коридора, выглядел совсем иначе. В единении механизма и человеческого тела было что-то законченное, удачно совмещенное, некий образ кентавра, приспособившегося к собственному бессилию в ускользающем от него прогрессе.
Ева села на стул. Вдох – выдох, вдох – выдох. Установив дыхание – а она знала, что только при помощи определенной гимнастики дыхания есть шанс высидеть с напряженной прямой спиной и расставленными согнутыми ногами длительное время, сохраняя полную неподвижность, – Ева наблюдает, как прощается высокий представительный нотариус. Милена вышла его проводить в коридор, ее нет слишком долго. Нервничать нельзя, потому что это, во-первых, совершенно бесполезно, во-вторых, придется потом тратить время на восстановление спокойствия перед выстрелом, если он понадобится. На датчике – тысяча сто двадцать семь метров до объекта, это ничего, ей приходилось стрелять и на полтора километра, но тогда не нужно было сидеть в полной неподвижности так долго и не донимал вопросами инвалид в коляске. Вернулась. Берет трубку телефона. Не набирает номер, значит, звонят ей. В какой-то момент беседы Милена поднимает голову и смотрит в оголенное окно. Ева продлевает выдох, напрягая диафрагму. Неужели скоро конец ожиданию? Звонит телефон. Она достает его, не убирая лица от винтовки, включает и молча ждет.
– Ты меня ищешь? – Голос Марата спокойный, как будто он не в холодной беседке сидит с фотоаппаратом наготове, а дома перед телевизором. – Мне сказали, что женщина ищет мой номер мобильного.
– Ты где? Покататься не хочешь?
– У меня работа подвалила.
– Давай помогу с работой. – Ева опускает винтовку и смотрит на разговаривающего по телефону Марата. Он встал, топчется на месте и осматривает двор.
– Это простая работа, так, поснимать, подумать.
– То есть, – улыбается Ева, – стрелять не надо?
– Нет, конечно. Я стараюсь последнее время решать свои проблемы бескровно.
– Это как?
– Больше полагаюсь в выживании на обладание компроматом, чем на собственные силы и умение. А ты что поделываешь?
– Я решаю свои проблемы по старинке.
– Это как? – слышно, что Марат улыбается.
– Больше полагаюсь на собственные силы и умение, чем на шантаж.
– Тогда я найду его первым.
– Второй буду я.
– Согласен, – Марат великодушен.
Ева отключает телефон, не попрощавшись.
– Почему вы без перчаток? – вдруг спрашивает Адам.
– Перчаток?
– Ну да, вы зашли в квартиру в маске, но без перчаток.
– Это не важно. – Ева смотрит, как Милена подходит к окну и размашисто крестится.
– Можно сделать предположение? – Мужчина в кресле нервничает.
– Валяйте.
– Вы действуете по собственной инициативе, вопреки мнению начальства.
– Адам, отдаю должное…
– Адам, если вам не трудно, – ударение на первую букву. Вы замужем?
– Нет.
– Хотите замуж?
– Нет.
– Я прогнал жену, когда она призналась, что очень хотела за меня выйти. Понимаете, это стало невыносимым – думать, что она хотела меня женить на себе.
