Мифы славянского язычества

Сюда же принадлежат еще и некоторые частные поверия о Змоках или лучше Цмоках, от слов чмокать, цмокать — свистеть, подобно звуку поцелуя; они прилетают к своим приверженцам под видом кур, ящериц или огненных змеев и дают им деньги. Также считаются домовыми и все боги, хранители разного рода скота или домашних зверей и птиц, о которых упомянем при богах животного плодородия.

Наконец, Ваструха и Чур, или Пан Чур (переделанный у нас в невежливое слово Чурбана), олицетворяют понятие права собственности и владения имуществом. В этом значении примыкают к ним боги земных кладов и вообще богатства, как: Эмоло, Дзиедка, Рарашка и латышская Земма. Ваструха живет в доме и караулит воров. Ничто не утаится от ее острого слуха, и потому поверье — где она живет, там ничего пропасть не может; даже девическое целомудрие, как честь и клад дома, естественно подлежит ее охранению. Пан Чур одним своим появлением в какой-нибудь дом изгоняет из него всех нечистых духов, которые всегда при входе в доме чурются, чтоб узнать присутствие в нем или отсутствие Чура. Вот почему при появлении беса или домового стоит только назвать Чура (зачураться), и призрак тотчас исчезнет; как хранитель имущества является Пан Чур у многих славян богом границ. Имя Чура живет до сих пор во всех славянских наречиях во множестве слов, как чуроватъ, чуритъся и пр. и приговорок: чур ми, чур ти, чур не трогать, не делать, наконец и в поговорке: чур ти на язык — все это показывает ясно добрую силу, приписываемую язычеством благодетельному богу, охраняющему не только всякое вещественное имущество, но даже, как показывает пословица, духовные тайны и мысли человека как собственную его принадлежность.

Польские и сербские писатели сохранили нам, кроме этих домовых духов и божеств, еще множество других имен, которые отчасти, быть может, и в самом деле принадлежат нашему язычеству, но между которыми, однако же, многие или по неславянскому звуку своих имен, или по натянутости своих названий и значения легко могут быть подозреваемы в действительности их существования в религии древних славян. Поэтому мы здесь ограничимся выпиской этих имен, оставляя в стороне всякий критический разбор, излишний здесь по самой очевидности сомнений, возбуждаемых этими названиями и понятиями.

Сюда принадлежат польские домовые духи, упоминаемые Ткани[72] и Моне: Алгис — посланник богов (Меркурий); Крикстос — хранитель крестов на дорогах; Бенкис — бог путешествий, отыскивающий спутников и сохраняющий от всяких несчастий; Трититас и Кирбиксту тушат свечи и хранят от пожара; Пригиститис — хранитель тишины в доме, малейший шум его оскорбляет; Будни-таи будит заспавшихся; Аспеления живет в углу хаты и охраняет ее жителей; Убланичь хранит домашнюю посуду; Дугна — хранительница теста; Поленгабия и Выгорек смотрят за домашним очагом; Датанс и Товалс — боги изобилия в доме; Лигичь и Дерсинтус — примирители ссор и хранители семейного счастия; Пизи и Гонду — боги любви и брака.

Наконец, к этому разряду относятся еще имена совершенно неизвестного значения: Tikli, Sola, Slotraz, Birsuli, Atleibos, Siricz, Klamals, Dvargunth, Raugusemapath, Matergabia и Luibegeld. Также и частные божества городов, областей и семейств: Devoitis, Velustis, Guboi, Tverdicos, Kirnis, Simonait, Sidzi (Дзидзилия?), Rekiczov и пр. В Богемии Текта, дочь Крока, обожала кумир Климбы; князь Пржимысл — Дирзу, князь Банка — Kuhalo (Купало?), князь Недомысл — Красотину и княгиня Людмила — Красину, вероятно Красопаню, т. е. Живу. У сербов встречаем мы понятия муз — Грации, Фортуны, Купидона, Вакуны и Минервы под именами: Марливки, Милиты (Милита — Милуша — Милииа), Среча, Любичек или Срдичек, Намарнеза или Помарнеза и Мадрица или Мудрица.

Глава V Олицетворение идеи плодородия в царстве животных

Идея плодородия и размножения животных, птиц, рыб и зверей, несомненно, также имела, как и плодородие человека, свое особенное олицетворение в славянской религии. Но когда со временем боги животного плодородия достигли степени кумиров, покровительствующих этим животным, тогда они отчасти потеряли свое первобытное значение и, подобно переходу Морены в растительном царстве из богини смерти в богиню осенних плодов, сделались из божеств размножения зверей богами их смерти, т. е. богами охоты и звероловства.

Причина этого перехода заключается в том, что человек, взирая на закон плодотворения животных со своей субъективной точки зрения, в этом размножении видел только свою частную выгоду, до которой он большею частию достигает посредством убиения самих животных, добывая этим себе пищу, меха и пр. Таким образом, понятие размножения соединилось в уме человека почти неразрывно с понятием убиения животных, и боги, олицетворяющие их плодородие, сделались в то же время богами смерти животных и обогащения человека. Вот почему понятие Живы и Моры относительно зверей слилось в одно представление славянской Дианы — Живонны (Дивонны, Дзиевонны) или Марцаны (Маржаны). Имя Живонны, как имеющее своим корнем слово жив, ясно намекает на первоначальное ее значение богини плодородия; прибавление же буквы о, вероятно, можно отнести к тому, что она образовалась не от слова жив — жизнь, но от слова живот (животное).

Живонна или Зевонна почиталась в особенности в Польше и у полабских вендов; у чехов же занимала ее место Маржана, которую Вацерад считает Дианою; Живонна была богинею плодородия всех животных вообще, позднее же перешла в покровительницу охотников и лесов. Но достигла ли она полного своего развития и имела ли кумиры, определенно сказать нельзя, хотя Кайсаров и упоминает о каком-то разрушенном ее храме в 965 году в Польше. Здесь же должно упомянуть о Елевце, как о славянском Актеоне, которого Венелин приводит в своем списке хорутанских божеств; но так как это имя более нигде не встречается, то трудно решить, кто именно был Елевц. Может статься, это было собственное имя знаменитого полководца или охотника, перешедшее в народные песни и почитаемое позднее за имя языческого божества, подобно чешскому Мичиславу, заменившему в Богемии лицо бога войны и другие подобные примеры. С другой стороны, имя Елевца легко могло произойти от искажения имени Волоса или Белеса через отнятие буквы в, что в славянских наречиях подтверждается многочисленными примерами.

Скотоводство было одним из главнейших богатств земледельческих славян, посему и развилось в их религии понятие скотного бога до степени одного из главнейших их кумиров. В первой эпохе нашего мифа соответствовали, вероятно, судя по аналогии звуков, скотному богу Волосу, или Велесу, русские великаны — волоты, которые как олицетворение физической животной силы могли принять позднее значение богатырей.

Волос, или Велес, обоготворяем был как бог стад и скота не только во всей России, но и у чехов, моравов и болгар. Из наших летописей известно, что главные кумиры его находились в Киеве, Новгороде и Ростове. Им и Перуном клялись наши предки в договоре Святослава с греками: «Да имеем клятву от Бога, ему же веруем, в Перуна и Волоса, скотья бога» и пр. Об нем упоминается также в «Слове о полку Игореве», где вещий Боян называется Велесовым внуком. Вацерад в своей «Mater Verborum» переводит Белеса через Пана; Добровский[73] же утверждает, что имя Белеса нередко и встречается даже в чешских книгах XVI века, хотя ныне оно совершенно забыто. Наконец, как замечает Волонский,[74] существует еще некоторое родство между богом стад и названием валахов или влахов, которые сами зовут себя волосами. Это подтверждается, по его мнению, гербом валашского княжества, который состоит из бычачьей головы, намекающей на прежнее поклонение Волосу, от обоготворения которого этот край, столь богатый скотом, и мог получить свое название. Это мнение подтверждается еще тем, что в Валахии, как и в России, святой Власий почитается народом за покровителя скота.

Все это достаточно показывает нам, что Волос не только достиг полной степени своего развития как кумир, но что он даже завладел первым местом после Перуна в религиозных верованиях восточных славян. Посему и достоверно можно предположить, что Велес в первобытном своем значении принадлежал к богам солнца, тем более что бык и рога во всех вообще делах служили всегда символами богов солнца и самое