овес.
Коли март сух, да мокр май, будет каша и каравай.
Майская трава и голодного кормит.
Сей два тягла после Егорья, а другой сей после Иеремия.
Раннее яровое сей, когда вода сойдет, а позднее, когда калина в цвет взойдет.
Лягушка квачет, овес скачет.
Соха ябедница, а борона праведница.
Когда яровое сею, тогда с отдышкою и на стороны погляжу, а ржаной хлеб сею, шапка с головы свалится и той не подыму.
Сей под погоду, будешь хлеб есть год от году.
Сей хоть в ненастье, а сбирай в ведро.
Кто сеет рожь на Флоров день, тому родятся флорки.
Овес говорит: топчи меня в грязь, и я буду князь.
Сей овес, когда дуб развернется в заячье ухо.
Не сей пшеницы прежде дубового листа.
Сей пшеницу в день Симона Зилота, родится она яко злато.
В день Святой Алены принимайся и за лены.
Рожь две недели зеленеет, две колосится, две отцветает, две наливает и две засыхает.
В день Феодосьи Колосницы и рожь колосится.
Если на Петров день просо в ложку, то будет и на ложку.
Красное лето — зеленый покос.
Одна пора сено косить.
Гречиху сей, когда рожь хороша.
Сударыня гречиха ходит барыней, а как хватит морозу, веди на колечий двор.
Не верь гречихе по цвету, а верь по закрому.
Овес в кафтане, а на гречихе рубахи нет.
До Ильина дня дождь — в закром, а после Ильина — из закрома.
После Петрова дня сено черное, хлеб белый (мокрое время).
Что посеешь, то и пожнешь.
Мужики работают плачучи, а хлеб сбирают скачучи.
Не топор кормит мужика, а июльская работа.
Не поле кормит, а нива.
Там и хлеб не родится, где кто в поле не трудится.
Горька работа, да сладок хлеб.
Агей — пшеницу сей, у Ипата широка лопата.
Арсения ждать с дорогим горохом.
Жатва поспела, и серп изострен.
Цеп в руках, так и хлеб в зубах.
Новый хлеб на Ильин день.
Ильинская соломка — деревенская перинка.
Батюшка август крушит, да поле тешит.
Овсы и льны к Натальину дню смотри.
Стог глубок, а хлеб хорош.
Первое свидетельство о земледелии в России встречаем мы у Нестора, при осаде древлянского города Коростеня, где Ольга говорит осажденным древлянам: «а все грады ваши предашася мне, и ялися по дань, и делают нивы своя, а вы хочете измрети гладом».
По всей вероятности, в России, как и в прочей Европе, в первые времена земледельческого периода земли было много, и хлебопашец завоевывал, так сказать, шаг за шагом под нивы свои землю диких лесов и степей и, не дорожа землею, поднимал нови почти ежегодно.
Позднее человек стал более ценить свой труд, и, по мере как земледелие более и более распространялось, он уже не решался навсегда покидать распаханные поля, но, дав им отдохнуть несколько лет, снова возвращался на них с плугом и сохою и, наконец, уже при недостатке земли сократил этот срок перелога на один год и стал искусственным удобрением заменять долгий отдых прежнего времени. Вот почему древнейшие названия отдыхающего поля[187] носят в себе смысл труда, ломки, чистки при подъеме новых починок, как, например: нем. Brachfeld от brechen (ломать), франц. terre en friche от латинск. frangere, и наше древнее притерба или притереба, малорос. толока от толочь, толкать; наконец, быть может, сюда относится и самое слово пахать. Все эти выражения носят в себе смысл трудной работы, а земледелие есть работа по преимуществу; недаром зовет наш крестьянин время земледельческой работы страдой, временем страдания и труда; откуда и пословицы: «Не топор кормит мужика, а июльская работа»; «Горька работа, а сладок хлеб»; «Там и хлеб не родится, где кто в поле не трудится»; «Батюшка август крушит (работой так же, как и жаром), а поле тешит». Франц. laboure (пахание) прямо указывает на labore, работа; древненорманское же ar означает и работу и хлебопашество, нем. Arbeit, Erbeit (готск. arbaips-arapeit) употреблялось прежде в том же смысле. Здесь должно заметить, что слова Arbeit, labor, работа принадлежат одному и тому же корню ar, быть может, от санскр. ira, земля, откуда и нем. Erde (готск. airpa), как обработка земли, откуда, с одной стороны, понятие владения и наследства в готском arbia, древнесакс. arfi (heres, filius), нем. Erbe (наследник); а с другой стороны, понятие рабства, в русском раб, работа в смысле господской работы — барщины, работы по преимуществу земледельческой; на то указывает и самое наше прозвище крестьян, называемых древле ролейными закупами, соответствующее чешскому ратай (работник, хлебопашец, pacht-knecht). Древнее, чем пахать и пашня, глагол орать: роля (родня), орало (плуг); его встречаем мы не только во всех других славянских языках, но несомненно узнаем его и в древненемецком, финских и литовских наречиях; в латинском соответствуют этим словам aratio, aratrum и arare; в нем. языке исчез древний корень, за исключением сложных слов artacker Artfeld, т. е. запаханное поле.
Кроме имени роли, засеянная земля называется и Нестором уже нивой. Это слово хотя и встречается во всех славянских наречиях, однако везде находится в совершенном одиночестве и филологическом сиротстве, если так можно выразиться, за исключением двух или трех прямых производных слов, как, например, ниварь, у Берынды — поселянин. Также нельзя и в прочих европейских языках отыскать никакого родства с словом нива. Большею частию на всех европейских языках перенесено на понятие нивы древнейшее выражение пастушьего периода, означающего, собственно, безлесное, травяное пространство, пастбище, поле.
Действительно, наше слово поле содержит в себе понятие обширного, открытого пространства, в противоположность леса, и только в переносном смысле означает ниву; доказательство тому выражения поляны, поле битвы, полевые цветы и эпитеты широкое или чистое, придаваемые полю нашими сказками и песнями. В грамотах же выражение — польские города в смысле степных городов. Наконец, решают дело пословицы: «Не поле кормит, а нива» и «Плуг кормит, а луг портит», где эти два понятия поставляются в явном противоречии друг к другу. Этому понятию поля соответствует не только филологически тождественное ему нем. Feld, но и латинск. campus и ager, франц. champ и acre, нем.
