Ситуация в стране сложилась так, что революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства не состоялась. Надо было двигаться дальше, дождавшись завершения демократического этапа революции, выполнения программы-минимум. И Ленин призвал партию и рабочий класс России к свершению социалистической революции, которая в ходе своем доведет до конца демократический этап революции.
А дальше? Ленин, как и Троцкий, в 1917 году рассматривал пролетарскую революцию в России как первый этап, как пролог, толчок к мировой социалистической революции. Каменев, Зиновьев, Рыков, Милютин, Ногин и многие другие старые большевики, воспитанные на ленинской тактике двух этапов революции, не поняли новой тактики Ленина и рассматривали его призыв к социалистической революции как авантюру, как «перепрыгивание» через демократический этап революции.
Но это была не авантюра. Это была новая тактика большевизма, в значительной степени вытекавшая из «старой» теории «перманентной революции» Троцкого. Демократический этап революции, как и призывал Ленин, был доведен до конца в ходе Октябрьской социалистической революции, первыми же декретами Советской власти — и, прежде всего, передачей крестьянам помещичьей земли. По предложению Ленина партия большевиков отказалась от своей аграрной программы и осуществила аграрную программу партии эсеров, которые ее лишь декларировали, но в жизнь не проводили. Левое крыло партии эсеров, как известно, солидаризировалось с большевиками и приняло участие в первом советском правительстве. Так был завершен первый этап демократической революции.
Связь ленинской концепции социалистической революции 1917 года с теорией «перманентной революции» Троцкого, родившейся в 1905 году, была тогда ясна всем. Вот что, например, писал Н. И. Бухарин в брошюре «От крушения царизма до падения буржуазии», изданной в 1918 году:
«Перед российским пролетариатом становится так резко, как никогда, проблема международной революции. Вся совокупность отношений, сложившихся в Европе, ведет к этому неизбежному концу. Так перманентная революция в России переходит в европейскую революцию пролетариата». (стр. 78).
В 1919 году была переиздана старая работа Л. Д. Троцкого «Итоги и перспективы революции», в которой наиболее полно излагается теория перманентной революции. В 1921 году она была издана Коминтерном на английском языке. К коминтерновскому изданию автор написал предисловие, в котором, в частности, говорилось следующее:
«Завоевав власть, пролетариат не может ограничить себя буржуазной демократией. Он вынужден принять тактику перманентной революции (подчеркнуто Троцким — Авт.), т. е. разрушить барьер между минимальной и максимальной программой социал-демократии, вводить все более и более радикальные реформы и стремиться к прямой и непосредственной поддержке европейской революции».
«Разрушить барьер между минимальной и максимальной программой» — но ведь это и есть ленинская формула о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую. Предпосылкой такого перерастания является завоевание власти пролетариатом, который логикой своего положения вынужден «вводить все более и более радикальные реформы».
Невольно возникает вопрос: если теория перманентной революции так противоречила общим принципам большевизма, почему никто в партии, в ЦК, в Политбюро не возразил Троцкому? Особенно на его предисловие, в котором он в 1921 году подтверждает правильность работы, написанной им шестнадцать лет назад, когда он еще не был большевиком?
Взгляды Ленина на характер русской революции приблизились к взглядам Троцкого после написания книги «Империализм как новейший этап развития капитализма». Теперь уже сам Ленин стал рассматривать русскую революцию как первый этап мировой социалистической революции, так как теперь, в эпоху войн и революций, приход пролетариата к власти не мог уже быть преждевременным.
Что касается спора, разгоревшегося в свое время между Лениным и Троцким по вопросу об организационном принципе строительства партии, то и здесь правота была на стороне Троцкого. Это особенно ясно сейчас, когда для большинства истинных марксистов стало аксиомой, что тот сверхцентрализм, который был положен Лениным в основу организационных принципов партийного строительства, стал причиной многих бед партии и страны.
Против сверхцентрализма Ленина выступал не только Троцкий; главными оппонентами Ленина были Мартов и Плеханов. Став большевиком, Троцкий примирился с ленинскими организационными принципами. Но после смерти Ленина, увидев, до чего довели Сталин и сталинцы эти принципы, Троцкий счел необходимым в своей брошюре «Новый курс» дать свое разъяснение принципам демократического централизма, сводившее на нет их отрицательные стороны.
Об отношениях между Лениным и Троцким, как свидетельствует сам Ленин, лгали и сплетничали много. Но особенно беззастенчивой стала эта ложь, переросшая в клевету, после смерти Ленина, в период внутрипартийных дискуссий. Пиком этой кампании были тридцатые годы, период «процессов ведьм» в Советском Союзе. К сожалению, перед нажимом Сталина и сталинского аппарата не устояли многие. Выше я писал о том, как не устоял под этим нажимом А. М. Горький.
Но совсем непонятно, зачем понадобилось поддерживать вымышленную версию о противоречиях между Лениным и Троцким Р. А. Медведеву в своей книге «К суду истории»?
Приведя те же две цитаты, которые приведены мной на стр. 27–28 настоящей книги (отзыв Ленина о Троцком в воспоминаниях А. М. Горького в редакциях 1924 и 1930 гг.), Р. А. Медведев пишет:
«Мы думаем, однако, что более точная редакция данного разговора содержится как раз в издании 1930 года. В 1924 году Горький не мог и не стал бы писать все то, что Ленин говорил ему о Троцком».
Утверждение это голословно, некомпетентно и нелогично.
В 1924 году А. М. Горький находился за границей, ни от кого не зависел и мог писать то, что он считал нужным о ком угодно. Никаких оснований угождать Троцкому у него не было. Разговор с Лениным еще был свеж в его памяти: с того времени, когда он состоялся, прошло всего три-четыре года. Наконец, если Горький считал почему-либо неудобным приводить столь отрицательный отзыв Ленина о Троцком («С нами, а не наш. Честолюбив — и есть в нем что-то от Лассаля»), он мог бы просто не писать о нем. Не писать, а не приводить прямо противоположный отзыв, т. е. по Медведеву — заведомую ложь.
В 1930 году Горький, как и все в стране, находился под властью Сталина, который, как известно, больше всего ненавидел Троцкого. Уже это одно ставит под сомнение редакцию воспоминаний 1930 года. Каким образом Сталин заставил Горького вычеркнуть из своей памяти то, что он сохранил в 1924 году и «вспомнить» в 1930 году то, чего не было, мы не знаем. Но приведенный мною абзац из книги Р. А. Медведева не украшает ни Горького, ни Медведева.
Подлинных отзывов самого Ленина о Троцком очень много (некоторые из них приведены в этой книге). Достаточно и высказываний Троцкого о Ленине. Именно по этим материалам, а не по измышлениям сталинских фальсификаторов следует судить об отношениях между этими двумя крупнейшими деятелями пролетарской революции в России.
О том, как Ленин на протяжении всей своей жизни относился к Л. Д. Троцкому, свидетельствует Н. К. Крупская, в своем письме, написанном ею Льву Давыдовичу через несколько дней после смерти Ленина:
«Дорогой Лев Давыдович!
Я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть это место, слушая внимательно, потом еще раз просматривая сам.
И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у Владимира Ильича к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти.
Я желаю вам, Лев Давыдович, сил и здоровья и крепко обнимаю
Н. Крупская».
В своих воспоминаниях Л. Д. Троцкий писал:
«Так или иначе, второй съезд вошел в мою жизнь большой вехой, хотя бы уже по одному тому, что развел меня с Лениным на ряд лет. Охватывая теперь прошлое в целом, я не жалею об этом. Я вторично пришел к Ленину позже многих других, но пришел собственными путями, проделав и продумав опыт революции, контрреволюции и империалистической войны. Я пришел благодаря этому прочнее и серьезнее, чем те «ученики», которые при жизни повторяли не всегда к месту слова и жесты учителя, а
