Сталин после подписания пакта считал, что он обманул и перехитрил как Англию и Францию, так и Германию. Вместо того, чтобы оказаться под ударом гитлеровской военной машины, состоящей, к тому же, из свежих, хорошо обученных кадровых войск, он если и будет воевать с Германией, то только после того, как немецкая армия станет основательно потрепанной. Идя на соглашение с фашистской Германией, Сталин сильно переоценивал мощь немецкой армии и недооценивал силу Советской Армии. В советской исторической науке установилось такое мнение, что Сталин в своей военной стратегии неизменно исходил из такой догмы, что советская армия «будет воевать только на территории противника».
Действительно, такая теория лежала в основе всей сталинской военной пропаганды конца 1930-х годов.
Однако не везде Сталин последовательно исходил из этой теории. После захвата германской армией Саара, Австрии, Чехословакии, Сталин и не помышлял о том, что советская армия сможет отразить удар гитлеровской военной машины и перейти в наступление на территорию Германии. И хотя официально он нигде не отрекся от этой догмы, фактически он не пошел на соглашение с Англией и Францией только из- за боязни необычайной мощи германского Вермахта. В беседе с Литвиновым он сказал:
«А если мы выйдем из строя как инициаторы мирового фронта против фашизма?.. Никто не будет реально защищать нас… Мы получим первый удар… Британия не имеет сухопутных войск. Франция получила все, что она хотела в 1918 году. И даже если Германия была бы разбита в результате мировой войны, в России был бы уже не советский режим. Со временем Россия понесла бы поражение. Мы были бы первыми, кто бы скатился вниз».
Он боялся первого удара, перед которым может не устоять созданный им тоталитарный строй. Он понимал, что благодаря уничтожению 70-ти процентов высшего и среднего командного состава, Красная Армия сильно ослаблена. Он также понимал, что все его кровавые дела не прошли бесследно, что в стране имеется скрытое недовольство им.
На что же он рассчитывал?
Он надеялся на то, что война будет отодвинута от наших границ. Он хотел избежать первого удара свежих фашистских сил. Когда это не вышло, он после 22 июня 1941 года впал в состояние полной паники.
Формула Сталина — это формула трусости, неверия в силу советского строя. Отсюда отказ его от интернационализма и поворот в сторону патриотизма. Он боялся, что созданный им режим развалится еще до того, как будет разбита немецкая армия. «Мы были бы первыми, кто бы скатился вниз», таков лейтмотив всех его мыслей. М. М. Литвинов совершенно правильно предостерегал, накануне подписания с Гитлером пакта о ненападении, против двух заблуждений Сталина:
во-первых, он предупреждал его, что никто не может точно предсказать, какой путь изберет Гитлер? Изберет ли он путь дружбы с СССР, на что надеялся Сталин, или при первом удобном случае будет атаковать Советский Союз, в чем был уверен М. М. Литвинов;
во-вторых, он предупреждал Сталина, что Гитлер может быть остановлен не с помощью пакта, а только с помощью мирового барьера. Только в результате коалиции, мощной и неисчерпаемой по своим ресурсам, гитлеровская машина может быть остановлена и разгромлена.
Здесь я хочу остановиться на ошибочной позиции, которую занял Л. Д. Троцкий в вопросе об отношении к новой империалистической войне.
Л. Д. Троцкий считал, что партии IV Интернационала должны занять пораженческую позицию, независимо от того, находятся ли они в демократической или фашистской капиталистической стране. Палестинская секция IV Интернационала выступила с правильным заявлением, напечатанным в «Бюллетене» No№ 75–76, в котором она выразила свое несогласие с позицией Троцкого. Она предложила две линии в этом вопросе. Одну — для демократических, и другую — для фашистских стран.
«Победа над Германией или Италией, — писали они, — равносильна падению фашизма».
Отвечая им, Л. Д. Троцкий писал:
«Победа над армиями Гитлера и Муссолини сама по себе означает лишь военное поражение Германии и Италии, отнюдь не крушение фашизма… В случае победы Франция и Англия сделают все для того, чтобы спасти Гитлера и Муссолини и избежать хаоса…»
«Если бы были основания думать, — продолжал Л. Д. Троцкий, — что новая победа хорошо знакомой нам и слегка постаревшей Антанты (минус Италия) может произвести столь чудесные, то есть противные социально-историческим законам результаты, то нужно было бы не только «желать» этой победы, но и оказывать ей всемерное содействие. Тогда правы были бы англо-французские социал-патриоты…»
«…Есть более близкие шансы того, — писал Троцкий, — что победа демократического капитализма только упрочит прогнившие французскую и английскую демократии».
«Разумеется, — писал он, — начать борьбу легче в тех странах, где рабочие организации еще не подверглись разгрому. Но борьбу надо начать против главного врага, который по преимуществу находится в собственной стране (?). Неужели же передовые французы скажут рабочим Германии: «Так как вы взяты фашизмом в тиски и не можете освободить себя, то мы поможем нашему правительству разбить вашего Гитлера, т. е. задушить Германию новой Версальской петлей, а потом… потом мы будем вместе с вами строить социализм». На это немцы могут ответить: «Позвольте, эту мелодию мы слышали от социал- патриотов уже во время прошлой войны и отлично знаем, чем это закончилось».
«Тщетно ложна, смертельна маска политики, которая пытается возложить на пролетариат неразрешимую задачу: предотвратить все опасности, порождаемые буржуазией, ее политикой войны».
«Но ведь фашизм может одержать победу!», «Но ведь СССР угрожает опасность?», «Но ведь вторжение Гитлера будет означать разгром рабочих?» и т. д. без конца. Конечно, опасностей много, очень много. Всех не только невозможно представить, но и предвидеть».
«Если пролетариат попытается, за счет ясности и непримиримости своей основной политики, гоняться за каждой опасностью в отдельности, он неизбежно окажется банкротом». («Бюллетень» No № 75–76 март — апрель 1939 года).
В другой своей работе: «Что такое СССР и куда он идет?», написанной 4-VIII-1936 года (изд. Гарвардского университета), эта мысль отражена еще более определенно и неверно:
«Как борьба буржуазных и мелкобуржуазных партий от самых реакционных до социал- демократических затихает перед непосредственной опасностью пролетарской революции, так и империалистические антагонисты всегда найдут компромиссы, чтобы помешать военной победе Советского Союза…
Судьба СССР будет решаться, в конечном счете, не на картах генштабов, а на карте борьбы классов. Только европейский пролетариат, непримиримо противостоящий своей буржуазии, в том числе и в лагере «друзей мира», сможет оградить СССР от разгрома или от «союзного» удара в спину…
Никакая военная победа не спасет наследие Октябрьской революции, если в остальном мире удержится империализм». (175–176).
Но в действительности демократические страны Запада, о которых Троцкий говорил с позиций догматика, заняли в конфликте Советского Союза с фашизмом именно ту позицию, какую он считал немыслимой, как «противное социально-историческим законам».
Предположение Л. Д. Троцкого, что в случае победы демократических стран они сделают все для того, чтобы спасти Гитлера и Муссолини, также оказалось неверным. В действительности, западные державы не только не пытались спасти вождей фашизма, а наоборот, наперекор догмам большевизма, сделали все, чтобы наказать вплоть до казни через повешение не только лидеров, но и рядовых фашистов, участвовавших в преступлениях против человечности.
Вся пораженческая концепция Л. Д. Троцкого оказалась построенной на ложном основании и не имела успеха. Отношение сталинской клики к фашизму и к демократическим странам накануне подписания германо-советского пакта и сразу после него было одинаковым. Вот как это было сформулировано в «Политическом словаре»:
«С началом второй империалистической войны в Европе во всех капиталистических государствах, в том числе и в так называемых буржуазно-демократических, буржуазная реакция развернула поход против рабочего класса и трудящихся масс, установила режим военной диктатуры. Таким образом стирается различие между так называемыми буржуазно-демократическими и фашистскими государствами». (1940 год. Госполитиздат, стр. 598. Подчеркнуто мной. — Авт).
