истошные женские голоса, прозвучала пара очередей. Когда вся тысяча человек оказались по колено в воде, Бахметьев отдал команду отставить. Вынужденное купание в зимнем море сильно остудило всех собравшихся. После этого генерал обернулся к виселице и кивнул своим подчиненным.
— Начинайте!
Один из восьмерых задержанных, тот, что оказался ближе к генералу, на хорошем русском языке воскликнул:
— Я протестую! Я гражданин Иордании! Вы не имеете права!
— А мне начхать, что ты иорданец. Я, может быть, тоже наполовину мордвин, ну и что?
— Я приехал учить детей святым истинам корана!
— С автоматом вместо указки? Нам не нужны такие учителя. А учителей им пришлют из Москвы, я тебе обещаю. Коран они будут знать лучше тебя.
Когда длинная скамейка была выбита, и ноги всех восьмерых начали судорожно дергаться в поисках утраченной тверди, среди колыхнувшейся толпы снова поднялся женский вой и плач. Минут через десять, когда все было кончено, генерал снова обратился к собравшимся:
— На этот раз я вас прощаю, но если еще у кого в доме обнаружу оружие, выселю всю семью в Сибирь. Год назад я был в Иерусалиме. Там на Храмовой горе стоят две ваших самых почитаемых мечети и Храм Гроба Господня. И никто не считает это зазорным.
Он ткнул пальцем в сторону холма, на котором уже стоял православный крест:
— Если хоть один тронет его пальцем, я прикажу взорвать вашу новую, красивую мечеть. Теперь старейшин попрошу подойти поближе, остальные свободны.
Три часа Бахметьев разговаривал со стариками в здании мэрии, после этого в поселке Семеновка никогда больше не было никаких стычек. Но не везде все прошло гладко. В другой деревне губернатор все- таки выселил три семьи в Сибирь, и так как татары упорно уродовали местный православный храм, он взорвал только что отстроенную на заграничные деньги мечеть. Выполнил он и другое свое обещание. Из России прислали несколько сот мулл и учителей для местных мусульманских школ.
ЭПИЗОД 30
Этого дня они ждали четыре долгих года. Саратовское высшее военное училище летного состава производило очередной выпуск своих питомцев. В одном строю с русскими лейтенантами стояли сорок два иранских пилота, высоких, как на подбор, черноусых красавца брюнета. Многие из них за годы учебы женились на местных девушках, и сейчас жены уже с детьми на руках стояли на противоположной стороне огромного плаца, с волнением наблюдая, как происходит отлажанный за десятилетия ритуал посвящения в летчики.
Впереди, там, на родине, этих парней с нетерпением ждали родные, близкие, шестьдесят только что закупленных новеньких МиГов, полеты, неминуемые воздушные бои, может быть, смерть, гибель, но и неизбежная слава. А пока что в пяти километрах от плаца на аэродроме училища стоял готовый к отбытию «Боинг-707», присланный специально для них президентом Ирана.
Экипаж его отдыхал в гостинице, прилетевшие на выпуск официальные лица стояли на плацу чуть в стороне от общего строя. Лишь один человек находился рядом с самолетом. Его звали Реза Кумачи. Мерно шагая с американской винтовкой М-16 в руках около трапа самолета, молодой перс ужасно скучал. Это неправда, что все азиаты терпеливы до беспредельности. Молодость не терпит скуки, а солдату было и скучно, и страшно. Его непосредственный командир сержант Али Харази уехал на крытом джипе местного производства куда-то в город, и Реза знал зачем. Еще два дня назад, узнав о том, что им предстоит полет в Россию, Харази сразу отозвал его в сторону и сказал, что есть возможность хорошо заработать.
— Это как? — удивился тогда Реза.
— В России хорошая водка, а мы не будем проходить таможню. Легко можно протащить на борт бутылок десять. Я уже так делал, когда сопровождал делегацию нашего менжлиса в Казань. В этот раз надо взять больше.
Реза поежился. Хотя нравы в Иране постепенно начали смягчаться, но алкоголь по-прежнему был под запретом, и за торговлю спиртным, а тем более контрабанду, по законам шариата можно было попасть в руки палача и легко лишиться не только руки, но и головы.
— Не бойся, у меня все схвачено, — подбодрил его сержант. — Водка в России дешевая, не дороже доллара. Зато знаешь, сколько дают за бутылку водки на черном рынке?
Он шепнул цифру на ухо солдату, и у того округлились глаза.
— В самом деле?
— Да! Будешь себя хорошо вести, получишь треть суммы.
Реза думал не долго. Конечно, страшно попасть в руки стражей исламской революции, но еще больше ему хотелось жениться, а с получки простого солдата калым для выкупа невесты не накопишь. Он уже два раза участвовал в подобных аферах хитрого сержанта, по мелочам привозившего из-за границы контрабандный товар, и полученные деньги ощутимо пополнили его копилку.
Полчаса назад, коротко переговорив с каким-то русским в замасленном комбинезоне на странном языке, наполовину состоящем из жестов, Харази умотал с ним на машине в город. И вот теперь Реза один мерно выхаживал около самолета, стараясь не думать о том, что будет, если их все же поймают с этими бутылками.
И тут Реза округлил от неожиданности глаза. В каких-то двадцати метрах от хвоста самолета в огромных воротах громадного ангара открылась небольшая калитка, и на свет Божий появилась девушка в синем халате, простоволосая, с красным пластиковым ведром в руке. Выплеснув из него воду на бетон, девица в упор уставилась на солдата в странной, доселе не виданной ею форме бледно-салатового цвета. Реза даже вспотел от напряжения. В его стране большинство женщин ходили в парандже, и эта русская казалось ему просто голой. Короткий халат не доходил до колен, обнаженные руки, шея. Русые волосы были резинками перетянуты в два торчащих в разные стороны хвостика, зеленые глаза показались ему просто невероятно огромными, кожа неестественно белой, а губы — кричаще красными.
'Наверно, такими бывают гурии в раю', — подумал парень, явно чувствуя, как малы стали его штаны. А девка откровенно ему подмигнула, открыла дверь и скрылась в ангаре. Еще пару минут Реза бессмысленно таращился на ворота ангара, потом уже хотел повернуться и уйти к трапу, даже поднял винтовку на плечо, но тут дверь снова открылась, и опять появилась она. Переступая через высокий порог, девушка подняла ногу и в проеме ее халата солдатик заметил матово блеснувшую белизну трусов. За всю свою двадцатилетнюю жизнь он не видел ничего подобного, и его бросило в жар. Реза три раза за деньги переспал с сорокалетней соседкой вдовой, но было это тайно, ночью, не зажигая огня. А девица как ни в чем не бывало прошлепала к большому пожарному ящику с песком и, усевшись на него, начала есть яблоко, беззаботно побалтывая своими толстыми, неестественно белыми ногами. Съев одно яблоко, она вытащила из кармана второе и показала его по-прежнему пребывающему в столбняке иранцу.
— Хочешь? — спросила она. — Ну, иди сюда!
Жест ее руки не оставил никакого сомнения, и Реза, автоматически пилотируемый основным животным инстинктом, на ватных ногах отправился к пожарному ящику.
— Хочешь яблоко? — снова спросила девушка, бесцеремонно разглядывая мокрое от пота лицо смуглого, довольно симпатичного парня. — Меня зовут Валя, а тебя как?
Тот не понял ничего, девушка хотела еще раз переспросить, но потом уставилась на самую заметную теперь часть его тела:
— Ого! По-моему, ты вовсе не яблочка хочешь.
Она откровенно потрогала гульфик солдата рукой, и Реза чуть не взорвался от этого прикосновения.
— Ну тогда пойдем! — И, бесцеремонно подхватив парня под руки, она повела его в глубь ангара, оказавшегося складом старой, списанной техники. В этот момент Реза забыл о присяге, о воинском долге и обо всем остальном на белом свете.
Между тем «Боинг» недолго оставался в одиночестве. Через сорок секунд после того как за иранцем
