– Вы ей не понравились, Чэттертон.
– Вздор!
Наконец все стихло.
– Как видно, - сказал капитан Форестер, - она не собирается пугать нас. Должно быть, ей не понравилась ваша философия.
– Совпадение, - слабо улыбнулся Чэттертон. - А теперь поживей, поторапливайтесь. Через полчаса мне понадобится Бур. Нужно взять несколько проб.
– Минуту, - Форестер перестал улыбаться. - Сначала нужно расчистить все вокруг, выяснить, нет ли враждебного населения или опасных животных. А кроме того, не каждый год встретишь такую замечательную планету. До чего же хорошо! Разве можно нас упрекнуть за то, что мы хотим разглядеть ее получше?
– Ладно, - согласился Чэттертон. - Давайте покончим с этим.
Они оставили у корабля одного человека и пошли по полям и лугам, спускаясь с пологих холмов в уютные долины. Будто ватага мальчишек вышла побродить в самый погожий день самого лучшего лета; они гуляли, погода была словно создана для крокета, и чудилось им, что слышно, как шуршат деревянные шары в траве, как стучат они по воротцам, и будто доносятся откуда-то тихие голоса, взрывы женского смеха из увитых плющом веранд и звон льда в кувшине с холодным чаем.
– Эй! - жадно втягивая воздух, крикнул Дрисколл, самый молодой среди них, - я захватил бейсбольный мяч и биты, мы сыграем потом. Вот красота!
Они спокойно улыбались, радуясь этой великолепной природе, словно созданной для бейсбола и тенниса, а погода была такая, что впору взять велосипед да катить себе куда глаза глядят. Все было похоже на те благодатные дни, когда созревает дикий виноград и наступает пора его собирать.
– Вот бы пройтись здесь с косилкой, а? - спросил Дрисколл.
Все остановились.
– Я ведь знал, что-то здесь не так! - воскликнул Чэттертон. - Взгляните-ка: траву только что скосили.
– Может быть, это разновидность дихондры, она всегда невысокая.
Чэттертон сплюнул на зеленую траву и растер плевок башмаком.
– Не нравится мне это, совсем не нравится. Если с нами что-нибудь случится, на Земле и не узнают. Идиотское правило: если ракета не возвращается, никогда не посылают вторую узнать, что произошло.
– Вполне понятно, - заметил Форестер, - мы не можем тратить время на множество враждебных миров, затевать бессмысленные войны. Каждый корабль - это годы, деньги, человеческие жизни. Не можем мы губить два корабля, если, послав один, видим, что планета негостеприимна. Мы летаем к мирным планетам вроде этой.
– Я часто думаю, - сказал Дрисколл, - что стало с пропавшими экспедициями на планетах, где мы больше не бывали?
Чэттертон взглянул на дальний лес.
– Застрелили, зарезали, сварили на обед. Это же грозит и нам в любую минуту. Пора приниматься за работу, капитан.
Они стояли на вершине невысокого холма.
– Послушайте, - сказал Дрисколл, - вспомните, как мы бегали в детстве, как в лицо хлестал тугой ветер и казалось, крылья вырастают за спиной. Бежишь и думаешь: вот-вот взлетишь, но этого никогда не случалось.
Все притихли и задумались. Пахло цветочной пыльцой и только что прошедшим дождем, высыхающим на миллионах травинок.
Дрисколл пробежал несколько шагов.
– Черт возьми, ну что за ветер! Знаете, а мы ведь никогда и не летали сами: лететь, сидя внутри стальной коробки, - это не настоящий полет. Никогда мы не летали так, как летают птицы. До чего ж, наверное, здорово, просто чудесно вытянуть руки вот так - он вытянул руки - и бежать.
Он побежал. Бежал и посмеивался над своим дурачеством.
– И взлететь! - крикнул он.
И взлетел.
Шло время. Люди смотрели, а с неба доносился громкий смех; трудно было поверить, что кто-то там, наверху, смеется.
– Немедленно прикажите ему спуститься, - шепнул Чэттертон, - он погибнет.
Никто его не слушал. Все стояли, задрав головы, не глядя на Чэттертона, и растерянно улыбались.
Наконец Дрисколл приземлился у их ног.
– Видели? Господи, я летал! Пожалуй, я сяду, ну и ну! - Дрисколл опустился на колени. - Я словно воробей, словно ястреб! А теперь вы все попробуйте!
– Ветер как подхватит меня, как понесет, - произнес он минутой позже, задыхаясь и дрожа от восторга.
– Пойдемте отсюда. - Чэттертон медленно пошел назад, оглядываясь и всматриваясь в голубое небо. - Это ловушка. Кому-то нужно, чтобы мы все взлетели, а потом оно швырнет нас вниз и убьет. Я возвращаюсь на корабль.
– Вам придется подождать моего приказа, - сказал Форестер.
Люди, хмурясь, стояли. Дул легкий прохладный ветерок; что-то слегка гудело вокруг - так гудит в небе бумажный змей, нежным гулом вечной весны.
– Я просил ветер подхватить меня, - сказал Дрисколл, - и меня понесло вверх!
Форестер знаком попросил остальных отойти в сторону.
– Теперь попробую я. Если погибну, возвращайтесь все на корабль.
– К сожалению, я не могу вам это разрешить: вы капитан, - сказал Чэттертон. - Мы не можем позволить вам рисковать.
Он достал пистолет.
– Я тоже здесь вправе распоряжаться. Эта игра слишком затянулась. Приказываю всем вернуться на корабль.
– Уберите пистолет в кобуру, - спокойно произнес Форестер.
– Ни с места, проклятый идиот! - Чэттертон злобно смотрел то на одного, то на другого. - Неужели вы еще не поняли? Этот мир живой, похоже, планета играет с нами, поджидая удобного случая.
– Я сам в этом разберусь, - сказал Форестер. - Либо уберите пистолет, либо немедленно отправляйтесь на корабль под арест.
– Если вы, болваны, не пойдете со мной, можете подыхать здесь. Я возвращусь, возьму образцы и улечу.
– Чэттертон!
– Не мешайте мне.
Чэттертон побежал. И вдруг закричал. Остальные тоже вскричали.
– Полетел, - сказал Дрисколл.
Чэттертон парил в воздухе.
Мягко опускалось покрывало ночи.
Чэттертон, ошеломленный, сидел на склоне холма; остальные сидели вокруг него в изнеможении, блаженно улыбаясь. Он не мог глядеть ни на своих товарищей, ни на небо, он лишь ощущал твердь.
– Боже, это ли не блаженство, - сказал Кэстлер. Они все могли летать, как птицы.
– Очнитесь, Чэттертон, ведь здорово, правда? - спросил Кэстлер.
– Невозможно, - Чэттертон зажмурился. - Этого не может быть. Есть лишь одно объяснение: планета живая. Воздух живой. Он меня подбросил, будто ударил кулаком. В любую минуту планета может нас всех убить. Она живая.
– Хорошо, - сказал Кэстлер, - положим, она живая. Каждое живое существо имеет свое предназначение. Допустим, назначение этого мира дарить нам счастье.
И как бы в подтверждение этой мысли прилетел Дрисколл, держа в каждой руке по фляге.