Смотрю на часы. Четыре тридцать. Скоро пойдут трамваи, откроется метро, а у «Сити» наверняка уже дежурят таксисты. Или спецназ, если кто-то все-таки исхитрился его вызвать – внутри клуба мобильник не берет, а внутренний телефон я еще днем перерезал.
Табачный воздух клуба ест ноздри. Мне паршиво, и ручка под рукой. Уже утро, и мне так противно, что я подорвал бы всю эту кодлу немедленно – если б мог.
Но не могу, потому что на самом деле бомб только две – брат больше не успел: одну я хлопнул, чтобы убедить их, а вторая коробка у меня во внутреннем кармане – я ребрами чувствую через ткань ее углы. Вторая бомба – мой телепортер.
Четыре сорок пять. Дело не в том, есть ли душа. Дело не в том, что жизнь игра, и как-то получилось, что я проиграл в нее. Дело не в том, что никому не нравится моя музыка. Это даже не моя музыка. Я не музыкант, я не играю даже на винилах. Я ни черта не умею – только крутить ручки. Да, у меня чувствительность к частотам и много практики, и я могу настроить звук, могу поставить хорошую музыку, но хороша она только мне. Проблема в том, что мы с вами не понимаем друг друга и вряд ли когда-нибудь поймем.
Еще проблема в том, что это ни хрена не оригинально. В этом мире у меня миллион двойников, и все неудачники, все нытики, все совершенно идентичны, и, даже если телепортация означает смерть, даже если я исчезну, никто не заметит разницы.
Пять утра, я поворачиваю ручку, мир взрывается, я лечу плашмя об дверь – и меня нет.
– И?
– А мне единственному – нет. Старая схема. Я обычный неудачник. Такой, как все.
– Противоречие! – Брат хлопает в ладоши. – Всем плевать, а тебе нет – тогда ты исключение, а не такой, как все.
– Да, может быть, и мне п%ц как одиноко.
– Так, понятно, – говорит он, мелькая у меня перед глазами. – Нормальная расплата за оригинальность.
– Но ты и сам оригинал, – я еле квакаю. – Притом тебе нормально.
– Да как же! Блин, подумаешь – электро! Электро еще популярно. А кого интересуют мои лазеры? Или телепортеры? Или бомбы? Да всем тем более плевать.
– Мне не плевать на телепортеры. И на бомбы.
– Ой, умоляю! – отмахивается брат. – Если б ты хоть немного знал, хотя бы малость интересовался взрывчаткой – мы бы сейчас не говорили!
– Почему?
– Я спросил, какие штуки тебе нужны? Ты ответил – чтоб грохоту и огня побольше, я такие и сделал.
– И что?
– А то! Правильные бомбы не дают грохота. Как и огня. У них направленность, кумулятивная струя – а ты просил просто петарды. Хлопушки. Там вся сила рассеивается в экспансию газа, хоть в зад себе засунь – максимум обожжет и подбросит, как и получилось.
– Я не знал.
– Конечно, ты не знал. И узнавать не думал – насмотрелись вы все фильмов! Ну почему единственные люди с творческим подходом к взрывчатке – придурки алькаидские! Вот это и означает – всем плевать.
– Прости, – говорю. – Я в следующий раз учту.
– А будет следующий раз? – Брат поднимает бровь.
– Вряд ли… не знаю, после такого дебилизма – вряд ли. Да и болит все адски – мне хватило.
– Хорошо, а то родаки расстроятся.
– Они и так расстроятся, – говорю. – Мне же теперь предъявят терроризм, не меньше. Захват заложников…
– Насколько мне известно, тебя просто забрала «скорая». Никто ничего не предъявлял. Что странно. Хоть мелкое хулиганство могли бы. Кстати, – он останавливается у двери. – Я дал твой сотовый какому-то хмырю из дискотеки.
Это был Женя. Он звонит мне почти сразу после ухода брата и орет мне в ухо:
– Получилось! Чувак, прикинь, все получилось!
– О чем ты?
– О Илоне! Та девочка из дискотеки.
– И что она?
– Она моя! Я ее трахнул! Да, и, кстати, тебе привет, мы ждем тебя на чай.
– Подожди, а что менты? Что руководство?
– А я сказал им, что это была концепт-пати, вечеринка под теракт. И что в конце был просто несчастный случай – фейерверк не рассчитали. Я подписался частично под идеей, ты не против?
– Под какой идеей? Их что, устроило? Ведь ущерб.
– Какой ущерб! Опалил краску, побелки чуть осыпалось. А знаешь, сколько пипл нам накидал за вход? И выпили весь бар. Хозяева в трансе. Мы делаем это еще раз, через недельку или две. Они просили, чтоб ты пришел, подсказал, что как. Тебе заплатят как консультанту и за шоу. Свисти, как оклемаешься.
– Стой. Что устроить? Еще один теракт?
– Да, «Теракт-2», рабочее название. Только в этот раз желательно, чтоб было ню-итало. И, сорри, нужно принимать заявки.
– Нет.
– Ну, чувак! Ну, сам знаешь, как паршиво платят. Ставка ноль. Я чисто заявками живу.
– Я выиграл. Ты обещал этот месяц ставить то, что я скажу.
– Но блин! Респект, конечно, но ведь это же нечестно. Ну серьезно, разве это считается?
– Евгений, – хриплю. – Не надо кружев с человеком, который собирался взорвать клуб с людьми.
– Ну ладно… Ладно… не знаю, чувак. Ладно, о'кей. Бывай. – Он вешает трубку.
Мне только кажется или теперь у меня на месяц есть раб-д?иджей?
Нина Демина
Танец в ритме свинг, или сказка о потерянном времени
Жидкость цвета жженого сахара заливает кубики льда с замерзшими внутри пузырьками. On the rock. Застывшая вода и огненный шар Chivas Reagal.
– Малышка, хочешь потанцевать?
Его вечная «малышка» заглушается ритмично-металлическим лязгом музыки. Скука. Пряничная внешность Артема, когда-то потрясшая меня, теперь вызывает приступы тошноты. И танцует он препаршиво, сексуально-вызывающе…
Я придираюсь, но что поделать? Он мне страшно надоел. Может, пойти домой? Вот так сказать прямо: «Иди ты нах, Артем», – и уйти… А дома? Что дома? Тот же Chivas и утреннее похмелье. С Артемом я хоть не напьюсь, и он сможет расслабить меня, раскрутить пружину, залить пустоты моего тела, иссушенного равнодушием к нему. Мелиоратор, блин.
– Хочешь домой, детка?
Он читает мои мысли? Конечно, столько дней вместе, я, к примеру, тоже могу угадать, о чем он думает… Неужели все о том же? И не для того ли он так охотно тянет меня домой?..
– Хай! Артемка, ты как всегда супер! – И только потом мне: – Привет, Софи.
Это Марина. Ограниченное существо, разбирающееся только в тряпках, модных группах и дамских журналах. Она моя подруга, так считается. Мы целуемся при встречах, долго болтаем по телефону и вместе ходим по бутикам. Вчера мы поругались, я назвала ее бойфренда «шлюхой в штанах».
А вот и он, предмет нашей ссоры, Андрей. Мужественный. Он мне нравился когда-то, очень, пока не переметнулся к Маринке и не начал изменять ей налево и направо. Тогда я обрадовалась! Не подумайте, я жалела Марину, а обрадовалась тому, что его выкрутасы мне теперь фиолетовы.
