лишним своих заводов, КБ, институтов и прочая… И прочая… И прочая…
К концу дня Саяпин в последний раз зашел к Сергею Александровичу… Ночью он улетал в Германию. Решали уже мелкие, попутственные дела.
Прощаясь, Геннадий Васильевич вдруг задержал руку Корсакова и внимательно, словно споткнувшись, посмотрел в лицо Корсакова.
– Вы ни о чем не хотите меня спросить?
Сергей Александрович молча смотрел на молодого человека.
– Так… Ничего?
Голос Саяпина был тих, лицо чуть передернулось от волнения.
– Это же вы со мной говорили этой ночью…
– Я знаю, – коротко ответил Корсаков.
– И вы ни о чем не хотите меня спросить? – снова вскинул глаза на него Саяпин.
Корсаков молча отошел к своему письменному столу, машинально переложил какие-то бумаги.
– Сначала я хочу поговорить с дочерью… с Лерой, – как бы нехотя, проговорил Сергей Александрович.
Посмотрел на Саяпина быстрым, гневным взглядом, но сдержался.
– С тобой будет разговор… Потом!
Саяпин стоял посредине кабинета, не зная, на что решиться. Вроде бы он мог уходить. Ведь они попрощались, но взгляд Корсакова как бы не отпускал его.
– Я люблю… вашу дочь, – еле слышно проговорил молодой человек.
Корсаков пожал плечами, не поднимая глаз на своего зама.
– Любишь… Это хорошо! – И добавил, еле сдерживаясь: – Любить! Это всегда хорошо! – И вдруг почти выкрикнул: – И давно это… моя дочь в твоих любовницах?
– Зачем вы так… – поморщившись, ответил Саяпин.
– Я спрашиваю! Давно? Лера – твоя любовница?! Саяпин поднял на него глаза – в них был уже вызов, сухой огонь.
– Она не любовница… А моя – любовь! И смею думать – она тоже… неравнодушна ко мне.
Корсаков ждал.
– Ну?
– Мы встречаемся… уже полгода… немного больше.
– А твоя жена куда смотрит? Мужа по ночам нет! Или у тебя так все устроено? Договорено?
Корсаков бросил об стол тяжелую папку.
Саяпин стоял как вкопанный – не шелохнувшись. Чувствовалось, что он хочет, но не может выговорить ни слова.
– Ну, говори!
Геннадий Васильевич попытался что-то сказать, но кроме булькающего, короткого полуслова- полувсхлипа ничего не смог произнести.
– Ты собираешься с ней разводиться? – как бы подталкивал его к ответу Корсаков.
Саяпин только молча, но энергично, почти отчаянно замотал головой.
– Нет? Нет? Да? – сделал шаг к нему Корсаков. Он был уже взбешен. Он был готов ударить этого…
Но что-то слишком болезненное, почти детское, было в отчаянии Саяпина. Сергей Александрович остановился и вдруг расхохотался.
– Посмотрел бы ты сейчас на себя! Ну и вид у тебя!
Корсаков махнул рукой и, стараясь не смотреть на Саяпина, вдруг заговорил почти веселым, свойским голосом:
– Ладно! С кем не бывает! Пожеребятничал на стороне… И все! Конец. Не забывай, чья она дочь! И я не просто отец Лены… Я еще твой непосредственный начальник. Как раньше говорили купцы: «Захочу, с кашей съем».
И Сергей Александрович, подойдя к бару, налил себе виски.
Он улыбался, у него было хорошее настроение… Он был сейчас всемогущ и даже милостив.
– На, бери! Путаник божий! – Он протянул Саяпину стакан с виски.
Саяпин взял его дрожащей рукой и залпом выпил.
– Ладно! Поезжай в Германию. Что делать, ты знаешь. Звони оттуда… А через неделю ты уже будешь в Москве, тогда и договорим. Лады?
Он полуобнял Саяпина за плечи и почувствовал, как все тело молодого человека еще дрожит.
– Сколько твоей дочке?
– Восемь…
– Вот то-то, что – восемь! Ты еще не знаешь, как себя чувствует отец, отдавая дочку замуж. А уж с Лерой… С ее муженьком в бегах, с ее исковерканной из-за этого жизнью… все сердце изболелось! Иногда думаешь – лучше ничего не знать! Про ее мужиков… Про ее романы…
Корсаков с горечью махнул рукой.
– Не было у нее романов! – вдруг ясно и громко произнес Саяпин и поднял на Корсакова сухие, горячие глаза. – Вы понимаете? Не было!
Корсаков даже отшатнулся. Такая гневная сила вспыхнула в глазах.
– Ну, хорошо… Хорошо!.. Не было!..
И, сделав шаг к окну, Сергей Александрович через плечо бросил:
– Ты – первый!
– Да! Я – первый! Я – один! – услышал он за спиной сильный, мужской голос Саяпина.
– Прощай… – тихо ответил Корсаков. – Иди…
Он слышал, как через несколько секунд раздались шаги Геннадия Васильевича. Тихо, но явственно закрылась за ним тяжелая дверь корсаковского кабинета.
VII
– Как ты себя чувствуешь? – Корсаков наклонился над телефоном и мысленно представил себе жену, полулежащую на диване. Последнее время это была ее привычная поза.
– А что со мной делается… Лежу, тебя жду.
– Я задержусь, – коротко ответил Сергей Александрович, – ты спи, Оля… Не жди меня.
– Я уж лучше подожду, – улыбнулась в трубке Ольга Никандровна. – И так редко тебя вижу.
– Ты с Лерой не разговаривала? – после паузы спросил Корсаков.
– Несколько раз… А что?
– У нее все… по-прежнему? Нормально? – с трудом выговорил Корсаков.
– А что может случиться? – искренно удивилась Ольга Никандровна.
Положив трубку, Сергей Александрович несколько минут сидел молча, уставившись взглядом в одну точку.
В глубине души он был бы рад, очень рад, если бы его Ленка обрела новую жизнь. Нового любимого человека… Да еще такого парня, как Гена Саяпин! Он, Корсаков, наверно, почувствовал бы себя не то чтобы счастливым, но более уверенным в будущем. Да, да, уверенным, когда рядом не просто зам, чужой человек – пусть и талантливый, и вроде бы преданный… а родственник, зять, муж его дочери…
И как бы само собой решилась бы проблема наследства. Постепенной передачи власти… Всё внутри дома, не спеша, по-домашнему.
Корсаков встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился у окна. Москва с высоты четырнадцатого этажа была бесконечной, заваливающейся за горизонт, массой огней. От земли с ее непрерывной каруселью движущихся фар да тысяч освещенных окон. А выше к небу – подсветками красных сигнальных огней небоскребов, каких-то стадионов, шпилей…
Ему захотелось окунуться в это почти праздничное море людей, машин, реклам, афиш, – бесконечной многомиллионной круговерти.
Он налил себе немного виски, буквально на донышке, и жадно выпил. Ему показалось, будто жар окутал все его тело, он даже передернулся.
Быстро подошел к столу и, достав бумажник, начал что-то искать.
Потом нашел, быстро набрал номер.
