Русские поэты второй половины XIX века

баркаролу!
Маску черную долой,
Обойми меня и пой!..»
«Нет, синьор, не скину маски,
Не до песен, не до ласки:
Мне зловещий снился сон,
Тяготит мне сердце он».
«Сон приснился, что ж такое?
Снам не верь ты, все пустое;
Вот гитара, не тоскуй,
Спой, сыграй и поцелуй!..»
«Нет, синьор, не до гитары:
Снилось мне, что муж мой старый
Ночью тихо с ложа встал,
Тихо вышел на канал,
Завернул стилет свой в полу
И в закрытую гондолу —
Вон, как эта, там вдали —
Шесть немых гребцов вошли…»

<1850>

Песня

Как у всех-то людей праздничек,
День великий – помин по родителям,
Только я, сиротинка безродная,
На погосте поминок не правила.
Я у мужа вечор отпросилася:
«Отпусти, осударь, – похристосуюсь
На могиле со свекором- батюшкой».
Идучи, я с дороженьки сбилася,
Во темном лесу заплуталася,
У оврага в лесу опозналася.
В том овраге могила бескрестная:
Всю размыло ее ливнем- дождиком,
Размело-разнесло непогодушкой…
Подошла я к могиле – шатнулася,
Белой грудью о землю ударилась:
«Ты скажи мне, сырая могилушка!
Таково ли легко было молодцу
Загубить свою душеньку грешную,
Каково-то легко было девице
Под невольный венец снаряжатися?»

<1855>

Запевка

Ох, пора тебе на волю, песня русская,
Благовестная, победная, раздольная,
Погородная, посельная, попольная,
Непогодою-невзгодою повитая,
Во крови, в слезах крещенная-омытая!
Ох, пора тебе на волю, песня русская!
Не сама собой ты спелася-сложилася:
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком,
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,
Намело тебя с сырых могил метелицей…

1856

<Из цикла «Еврейские песни»>

2

Хороша я и смугла,
Дочери Шалима!
Не корите, что была
Солнцем я палима,
Не найдете вы стройней
Пальмы на Энгадде:
Дети матери моей
За меня в разладе.
Я за братьев ветроград
Ночью сторожила,
Да девичий виноград
Свой не сохранила…
Добрый мой, душевный мой,
Что ты не бываешь?
Где пасешь в полдневный зной?
Где опочиваешь?
Я найду, я сослежу
Друга в полдень жгучий
И на перси положу
Смирною пахучей.

По опушке леса гнал
Он козлят, я – тоже,
И тенистый лес постлал
Нам двойное ложе —
Кровлей лиственной навис,
Темный, скромный, щедрый;
Наши звенья – кипарис,
А стропила – кедры.

1856

5

Сплю, но сердце чуткое не спит…
За дверями голос милого звучит:
«Отвори, моя невеста, отвори!
Догорело пламя алое зари;
Над лугами над шелковыми
Бродит белая роса
И слезинками перловыми
Мне смочила волоса;
Сходит с неба ночь прохладная —
Отвори мне, ненаглядная!»

«Я одежды легкотканые сняла,
Я омыла мои ноги и легла,
Я на ложе цепенею и горю —
Как я встану, как я двери отворю?»
Милый в дверь мою кедровую
Стукнул смелою рукой:
Всколыхнуло грудь пуховую
Перекатною волной,
И, полна желанья знойного,
Встала с ложа я покойного.

С смуглых плеч моих покров ночной
скользит;
Жжет нога моя холодный мрамор плит;
С черных кос моих струится аромат;
На руках запястья ценные бренчат.
Отперла я дверь докучную:
Статный юноша вошел
И со мною сладкозвучную
Потихоньку речь повел —
И слилась я с речью нежною
Всей душой моей мятежною.

<1849>

10

«Отчего же ты не спишь?
Знать, ценна утрата,
Что в полуночную тишь
Всюду ищешь брата?»

«Оттого, что он мне брат,
Дочери Шалима,
Что утрата из утрат
Тот, кем я любима.

Оттого, что здесь, у нас,
Резвых коз-лукавиц
По горам еще не пас
Ввек такой красавец;

Нет кудрей черней нигде;
Очи так и блещут,
Голубицами в воде
Синей влагой плещут.

Как заря, мой брат румян
И стройней кумира…
На венце его слиян
С искрами сапфира
Солнца луч, и подарён
Тот венец невесте…»
«Где же брат твой? Где же он?
Мы поищем вместе».

<1859>

* * *

Не верю, Господи, чтоб ты меня забыл,
Не верю, Господи, чтоб ты меня отринул:
Я твой талант в душе лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.

Нет! в лоне у тебя, художника-творца,
Почиет Красота и ныне и от века,
И ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца.

<1857>

* * *

Убей меня, Боже всесильный,
Предвечною правдой своей,
Всей грозною тайной могильной
И всем нерекомым убей —

Любви ты во мне не погубишь,
Не сдержишь к бессмертью порыв:
Люблю я – затем, что ты любишь,
Бессмертен – затем, что ты жив!

19 октября 1857

Одуванчики

Посвящается всем барышням

Расточительно-щедра,
Сыплет вас, за грудой груду,
Наземь вешняя пора,
Сыплет вас она повсюду:
Где хоть горсточка земли —
Вы уж, верно, расцвели.
Ваши листья так росисты,
И цветки так золотисты!
Надломи вас, хоть легко, —
Так и брызнет молоко…
Вы всегда в рою веселом
Перелетных мотыльков,
Вы в расцвет – под ореолом
Серебристых лепестков.
Хороши вы в день венчальный;
Но… подует ветерок,
И останется печальный,
Обнаженный стебелек…
Он цветка, конечно, спорей:
Можно выделать цикорий!

30 мая 1858

Сумерки

Оттепель… Поле чернеет;
Кровля на церкви обмокла;
Так вот и веет и веет —
Пахнет весною сквозь стекла.
С каждою новой ложбинкой
Водополь все прибывает,
И ограненною льдинкой
Вешняя звездочка тает.
Тени в углах шевельнулись,
Темные, сонные тени,
Вдоль по стенам потянулись,
На пол ложатся от лени…
Сон и меня так и клонит…
Тени за тенями – грезы…
Дума в неведомом тонет…
На сердце – крупные слезы.
Ох, если б крылья да крылья,
Если бы доля да доля,
Не было б мысли «бессилья»,
Не было б слова – «неволя».

1858

* * *

Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.

И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно тебе в сердце лилось!

И если б усталые очи
Сомкнулись под грезой ночной,
О, пусть бы то слово печали
Звучало во сне над тобой.

<1859>

* * *

Он весел, он поет, и песня так вольна,
Так брызжет звуками, как вешняя волна,
И всё в ней радостью восторженною дышит,
И всякий верит ей, кто песню сердцем слышит;

Но только женщина и будущая мать
Душою чудною способна угадать,
В священные часы своей великой муки,
Как тяжки иногда певцу веселья звуки.

<1859>

Зяблику

Мне гроза дана в наследство:
Гром и молнию стеречь
Научило