ожидал, что военные настолько уверовали в меня, что не оставят своим вниманием. Не успел я, например, добраться до идеи матриц и разработать модель аппаратуры, как меня посетил один из расплодившихся сейчас генералов в штатском с несгибаемой твердостью взгляда, не скрывающей, впрочем, его полной невинности в науке. Он был любезен и многозначителен, особенно когда выражал сожаление о моей нелояльности. И с тех пор я чувствую себя как муха между оконными стеклами.
Частые, бесцеремонные удары гонга прервали его. Лоуренс мгновенно подскочил к стене, и она внезапно словно раскрылась. Невидимые с улицы, мы смотрели, как из бронетранспортера выскакивали солдаты с автоматами наготове и выстраивались полукругом.
– Так, старые знакомые. Не ждал я от них такой прыти. Однако я неплохой маг и волшебник, и они у меня попляшут.
Он сгреб кристаллы со стола в портфель, который сразу словно исчез куда-то, склонился на секунду у пульта и, быстро оглянувшись по сторонам, задорно улыбнулся мне.
– Что бы ни случилось, прошу вас только не сходить с места и сидеть спокойно.
Удары гонга слились в непрерывный гул, затем последовала тяжелая басовая нота аккордов. Вошли офицер и двое в штатском.
– Сеньор Лоуренс, именем республики вы арестованы!
– Разве можно арестовать чародея? - насмешливо ответил Лоуренс, прислонился к монолитной, казалось бы, стене и словно растаял в ней. Агенты выхватили пистолеты и недоуменно уставились на стену. Навалились было на нее с разбегу, однако она стояла непоколебимо.
– Ах, дьявольщина! - вырвалось у офицера. - Опечатайте аппаратуру! - приказал он агентам и повернулся ко мне: - Ваши документы!
Но тут раздались испуганные крики его спутников. Ослепительные вертикальные разряды пронизали пульт, превратив его тонкую электронную начинку в груду обломков. А в кресле расположился Мефистофель - тот самый лукавый искуситель из немецкой легенды, в плаще, с короткими рожками из-под лихо надвинутого берета. Положив ногу на ногу и придерживая шпагу на коленях, он оглушительно захохотал.
Прикрыв глаза рукой, один агент открыл пальбу, а другой, видимо, более веривший в загробную жизнь, всхлипывая от ужаса, бросился к двери. Мефистофель вскочил с кресла, обнажил шпагу - и снова сильнейший разряд потряс комнату, довершая разгром. Дьявол исчез, пахнуло озоном и… серой, как и полагается при подобных исчезновениях.
Я неудержимо, до слез расхохотался. Офицер, едва взглянув на мои документы, вернул их мне, энергично выругался и удалился с оскорбленным видом.
Мне оставалось только вернуться домой. Медленно проезжая по набережной, мимо бесчисленные памятников победоносным и разгромленным, но одинаково величественным полководцам, чьи кони угрожающе попирали земную твердь, я с тревогой и надеждой думал о Лоуренсе.
С тревогой, потому что опасался за судьбу его открытия, боясь, что генералы сумеют добраться до Лоуренса и начнут «печатать» солдат с матрицы какого-нибудь остервенелого вояки.
И с надеждой, полагая, что такого опытного чародея, наверно, не так-то легко поймать в силки.
Моисеев Юрий Степанович, журналист. Родился в 1929 году в Кургане. Окончил Московский институт цветных металлов и золота и факультет журналистики МГУ. Автор нескольких десятков статей, репортажей, популяризирующих достижения науки и техники. Публикуемый рассказ - первое выступление автора на страницах альманаха. В настоящее время работает над новыми научно- фантастическими рассказами.
О. Гурский СОПЕРНИК СОГОРА
–Второе «я» человека - что это? Реальность или мираж, возникающий из-за склонности ума к сомнению и контрастам? Раньше я не думал об этом особенно, а теперь… Впрочем, просто устал. Сегодня лучше отбросить мысли. Только бродить, любоваться небом и деревьями, слушать птиц. И не думать, не думать.
–Боишься? - шепнул кто-то в уме. - Сомневаешься?
Опять он! - Согор невольно оглянулся. Дорога оставалась безлюдной. - Боюсь? Но кого? В чем сомневаюсь?… Конечно же, этот шепот - отрицательная, «теневая» реакция ума. Нельзя принимать ее всерьез. Это не больше чем сражение в зеркале: все наоборот. Но за зеркалом-то пусто, никого! Никакого второго «я». Крепов иного мнения. Он вверен, что второе, третье и еще более «совершенные» «я» любого человека существуют на деле, что можно, эволюционируя, «возвышаться» до них, даже устанавливать с ними контакт, словно со своим будущим. Впрочем, Крепов - чудак. Какой большой ученый - без чудачеств? Кажется, и Циолковский верил в свое время, что некоторые идеи могут быть внушены нам телепатически иными цивилизациями.
– Почему же ты встревожен? Страшишься итогов Плебисцита? Ведь если Рахманову удалось посеять сомнение в сознании общества…
– Глупость, чушь! - Он досадливо качнул головой. - Не пытайся уверить меня, что ты существуешь наяву. Беспощадный реализм - непременное качество всякого уважающего себя исследователя. Если бы мы давали волю фантазиям, которые возникают в мозгу, когда остаешься наедине с собой, наука давно рухнула бы. Исследователь тем отличается от фантазера, что умеет остановиться вовремя, отделить реальное от призрачного.
Что скажет Плебисцит? Поживем - увидим. Я и теперь утверждаю: Земля должна прекратить всякое вмешательство в события на Харнаре. Особенно сейчас, когда там смута.
А Рахманов - нетерпеливый мальчик, скороспелая слава вскружила ему голову. Есть такой тип людей: из жажды славы они пойдут на все…
– Ты не договариваешь.
– Ну да, Рахманов талантлив, не отрицаю. Несомненно, честен. Думаю, он искренне убежден, что земляне должны помочь цивилизации Харнара разом перешагнуть через века социальной и духовной эволюции. Но «неистовые» не хотят понять: харнарцы во всем станут надеяться на «богов», прилетевших «со звезд». Религиозный фанатизм надолго затормозит развитие. Собственная воля к жизни ослабнет - начнется вырождение…
– Пути помощи младшим многообразны! Если «неистовые» и ошибаются, то, может быть, лишь в способах. Рано или поздно Рахманов и его сторонники поймут, как надо помогать. Рахманов прав в главном…
– Послушай, кто ты, чтобы поучать? Рахманов, Рахманов!… Это переходит границы.
– Сказать, почему тебе неприятно это имя?
– Ко всем чертям!…
Он раздраженно швырнул на дорогу цветы, собранные в парке. Вздохнул глубоко, осмотрелся. Впереди, за деревьями, показались сиявшие на солнце купола Информационного центра. А на другом берегу озера вздымались высоко в синеву серебристые чаши антенн. Мачтовые сосны замерли в предвечернем покое.
Согор приехал в Южный парк, чтобы немного отвлечься от впечатлений, связанных со Всемирной дискуссией о Харнаре, закончившейся вчера. Хотелось побродить в одиночестве по самым дальним аллеям, дать отдых нервам, напряженным до предела. Непостижимо, как оказался он рядом с Информом? Почему
