– Ну, заяц, погоди!
– Остап! Лови!
Зайцы испугались криков, заметались, словно путали следы на черной вспаханной земле, потом помчались все разом, как спущенная со своры стая собак, и исчезли в завалах.
И тогда на просеку выскочили олени. Рогатые самцы, а за ними ланки с оленятами бежали прямо на десантников. Звери обезумели от страха и удушливой гари, наполнявшей воздух. Десантники посторонились, чтобы дать стаду пройти. Изящно перескочив барьер из поваленных стволов, пятнистые животные слились с таежной зеленью.
Немного в стороне через просеку ковылял мишка в опаленной местами шубе.
– Михайло Иванович! Милости просим! - кричал Остап.
– Уймись ты, подранок, - цыкнул на него Спартак.
Но Остап заорал еще громче:
– Хлопцы, зырьте! Наш, в тельняшке!
– Тише ты, дурило! Это же властелин тайги!
– Иди, бери голыми руками, как бельчонка, - слышалось с разных сторон.
– Его нельзя. Он в Красную книгу записан. Уссурийский тигр, - отозвался Спартак.
Могучий зверь легко перескочил через завал, вильнув полосатым хвостом, и вышел на Просеку, осторожно, по-кошачьи грациозно ставя лапы на черную землю, словно боясь их запачкать. Величественно продефилировал мимо десантников.
– Ишь, зазнался, полосатый! Тельняшка-то твоя, как у зебры!
Тигр не оглянулся и исчез.
– Сдается мне, есть еще один зверь, записанный в книгу, - заметил Спартак.
– В Красную?
– Нет, скорее в «черную». Только не знаю, где его найти, как следствию помочь.
– Сам найдется, - заверил Остап. - Побродит, побродит, да к нам и выйдет о двух ногах, как миленький.
Но никто «о двух ногах» не вышел на Новую Просеку. Хромой был где-то далеко.
Генерал обходил отряды. Спартак вскочил, приложив руку к берету:
– Разрешите доложить, товарищ генерал. Задание выполнено.
– Потерь нет? - спросил Хренов.
– Есть один раненый.
– Что? Укрылся плохо? Комом земли или веткой задело?
– Никак нет, товарищ генерал, бельчонок укусил.
– Хорошо, что не тигр, - улыбнулся генерал.
Едва Хренов обошел отряды, появился огонь.
С шипением, с дымовой завесой, посланной ветром вперед, шел огонь в атаку на дерзких людишек, издали пугая душной гарью.
И затрещали в тайге залпы невидимых ружей, заухали взрывы лопающихся стволов, взвивались огненные фонтаны, как от разорвавшихся снарядов. Стихия огня рванулась вперед и налетела на… пустоту. И замерла, кружась в ярости на месте. Хотела захватить завалы поверженных деревьев, но, присыпанные землей, они не желали загораться. Побежали было, как по бикфордовым шнурам, струйки дыма по оставшимся кое-где полосам жухлой травы, но скоро сникли, зачадили. И тогда в бессильной злобе огненная стихия попыталась опалить людей лютым жаром, задушить гарью и дымом. Но ребята в тельняшках только посмеивались, отплевывались и чихали.
И не смогла пройти огненная злость через преграду, не прорвалась к великой таежной стройке.
И уже в бессильном бешенстве ринулся пожар вместе с переменившимся ветром на восток.
Тамара пришла ко мне на дачу, как обещала, со Спартаком и Остапом, получившими внеочередной отпуск.
Остап, знакомясь, уверял меня, что он специалист по всему внеочередному (может, он имел в виду наряды?) и необыкновенному.
– Вот Тамара-то у нас! Она необыкновенная! Потому и пожар у нее на холсте, как заправский. Обжечься можно.
– Мы сравним, - сказал я. - Этот камин у себя в комнате я сложил сам. Мы разожжем дрова. Сейчас найду спички.
– Не надо, - остановил меня Спартак. - Там, на таежном пожарище, нашли обугленные человеческие кости и остатки котомки с несгораемым контейнером, спрятанным когда-то в двойном дне.
– Что же в нем было?
– Корни женьшеня и вот это. - И он протянул мне пластинку. - Кладите под дрова и ударьте ее поленом.
Я так и сделал. Пластинка съежилась, как живая, и воспламенилась. Дрова разом разгорелись.
– Теперь рассказывайте, - приказала мне «княжна». И я рассказал, что «услышал» от «говорящего холста».
– Все это поведал холст? - спросила Тамара, когда я кончил.
– Значит, и про Спартака и Остапа он рассказал? Правда, я думала о них, когда писала этюд.
– Но откуда вы узнали, что преступник хромой? - спросил Спартак.
– А это не так? - осведомился я.
– Дело в том, что среди обугленных костей сохранился протез. Заграничный. Так что все сходится и здесь. И про генерала нашего и про профессора тоже похоже, - как бы вслух думал Спартак. - Ну тридцать три богатыря - это для красного словца…
– А сам генерал Хренов не придет сюда? - забеспокоился Остап.
– Да ты что? Он же в дивизии остался. Ему внеочередной не положен!
– Нет, почему же, - возразил я. - Генерал-полковник Хренов вполне может прийти. Он ко мне заходит. Соседи. Рассказывал и о своем однофамильце молодом.
– Вот почему у вас все так правдиво, - заключил Спартак.
– А вот и неправда! Поймал я его, поймал фантаста! - закричал Остап. - Как там у вас сказано? «Припадая на левую ногу?»
– Да, кажется, на левую.
– А вот и неверно! Протез-то нашли с правой ноги! Эге! Неправильно это у вас! - И Остап поднял палец.
– Я не виноват, - усмехнулся я. - Это холст! Ведь в нем события отразились как бы в зеркальном изображении.
– А вы мне нравитесь, - сказала художница. - Я нарисую вам еще что-нибудь. И вы будете рассказывать мне.
Я был счастлив.
МИХАИЛ ГРЕШНОВ. ГАЛИ
