Ченснеппа. Фурн подсказал Ченснеппу, в каком духе следовало бы, по его мнению, объяснить людям создавшееся положение, и тот, став на подножку своей машины, произнес проникновенную речь, призывая всех своих сотрудников «принять посильное участие в деле, которое может сослужить огромную службу науке».
– Сегодня,- продолжал Ченснепп,- мы внезапно столкнулись с явлением, до сих пор совершенно неизвестным науке. Объяснять вам, дорогие соотечественники, в чем суть этого явления, еще преждевременно, как потому, что мы сами слишком мало знаем о нем, так и потому, что непременно найдутся люди, готовые посеять панику и недоумение среди честных тружеников нашего славного города.
Ченснепп не лишен был дара слова и умел, когда это требовалось, говорить много, не сказав ничего, а когда нужно было, то в нескольких словах выразить многое. Он упомянул, что от бдительности, с какой служащие станут охранять Пропилеи, будет зависеть благополучие и спокойствие их самих, населения столицы, а может быть, и всей страны. Сообщил также, что немедленно выезжает в город, чтобы побыстрее вернуться с виднейшими представителями Национального научного общества.
Ченснепп действительно тотчас же уехал, но не к ученым, как об этом заявил, а в военное министерство.
Фурн занялся обеспечением охраны Пропилеев. Он распорядился расставить прибывших цепочкой на расстоянии не более двух шагов друг от друга вдоль наружной стороны чугунной ограды, о плачевном состоянии которой так сокрушался заботливый Ритам. Фурн сам объехал на «виллисе» вокруг Пропилеев, сам проверил расстановку людей, выделил старших, связных, от имени Ченснеппа объявил о приличных наградах за точное выполнение инструкций и позаботился, чтобы охране были своевременно доставлены еда и питье. Августовский день выдался тихим, безоблачным, и, следовательно, не нужно было беспокоиться о каких-либо укрытиях для выставленных пикетов.
Одновременно со служащими к Пропилеям стали прибывать отряды полиции, вызванные Фурном еще из кабинета Ченснеппа. Вдоль ограды, но уже внутри ее, вытянулась вторая, более редкая цепочка из полицейских, которые посматривали за служащими Ченснеппа и за тем, чтобы к ограде не подошел никто из посторонних. Фурн рассчитывал на взаимное недоверие и не ошибся. Уже к двум часам дня полицейские задержали нескольких служащих, пытавшихся, оставив цепь охранения, перелезть через ограду, а служащие задержали двух корреспондентов, которые подкупили полицейских и стремились во что бы то ни стало проведать, что же творится в Пропилеях.
Вскоре к вилле Ченснеппа стали подходить войска. Они располагались на опушке букового леса- заповедника, примыкавшего к вилле с юго-востока; на севере, вблизи Асуарского аэродрома; на берегу озера Эно, вдоль шоссе, ведущего в город. На юго-западе, заняв ближайшие к Пропилеям холмы, спешно устанавливались артиллерийские батареи, а на юге, смыкаясь с частями, стоявшими у букового заповедника, располагались моточасти, оснащенные ракетным оружием ближнего действия и специальные отряды министерства внутренних дел. Из города прибывали санитарные машины, пожарные части. Из Лонара приехали горноспасательные отряды, из порта были привезены водолазы с тяжелым снаряжением - Фурн понимал, что Ченснепп не теряет в городе время даром, посылая все новые и новые подкрепления. Сражение обещало быть интересным. Фурн ждал приезда Ченснеппа, волнуясь и вместе с тем сгорая от нетерпения снова лицом к лицу встретиться с питомцем Родбара. Страстный охотник, он руководил окружением Пропилеев с чувством особого подъема. Он вспоминал свои охотничьи похождения на островах Пуату и теперь видел, что эта облава не шла в сравнение ни с какими, даже самыми грандиозными охотами пуатуанских князей на властителей джунглей. Зверь был обложен.
Там, за уникальной оградой, сквозь густую зелень деревьев виднелись постройки Анфилады Искусств, и в них теперь хозяйничало вырвавшееся на свободу чудовище. Фурн прислушивался, стараясь уловить уже знакомое ему гудение, но ничего не услышал. Вокруг было настороженно тихо. Не верилось, что Пропилеи окружают тысячи людей. Чем больше людей прибывало сюда, тем тишина становилась глубже, тревожней - все понимали, что происходит нечто необычайное, и все приутихли, как солдаты перед решающим боем.
Около трех часов дня всеобщую тишину нарушил шум подъезжавших к воротам автомобилей. Вместе с Ченснеппом прибыл военный министр в сопровождении трех генералов.
Старшим офицерам, собравшимся у ворот, было приказано не впускать в Пропилеи ни одной живой души.
– Кроме господина Картера,- добавил Фурн таким не терпящим возражения тоном, что офицер, руководивший охраной, почтительно приложил руку к козырьку.
– Вы думаете, сюда приедет Картер?
– Я уверен в этом.
– Вы правы, Фурн. Господин Картер должен приехать, Что же, я буду рад, если и он посетит этот не совсем обычный раут. Войдем, господа. Ну, Ритам, принимайте гостей. - Ченснепп пробовал шутить, его побледневшее лицо даже улыбалось, однако улыбка была неестественной.
Ритам открыл калитку. Ченснепп жестом предложил ему пройти первым, и шествие, возглавляемое калекой, двинулось к Анфиладе. Фурн несколько раз пытался опередить ковылявшего впереди художника, но Ченснепп все время останавливал его, придерживая за руку.
Дорогу молчания прошли, не обронив ни слова, и только на площадке перед массивными египетскими пилонами началось обсуждение вопроса, как двигаться дальше. Все говорили отрывисто, явно нервничая, приглушая голос почти до шепота
…Ритам оставил «черепаху» возле того места, где еще сегодня утром стояла статуя Августа. Как только искусствовед оправился от испуга, он сразу же бросился к телефону и больше не возвращался в Пропилеи. Решено было не входить в помещение, а попробовать по боковым аллеям, тянущимся вдоль Анфилады, приблизиться к римской балюстраде, то есть к тому месту, где в последний раз Ритам видел то, что упорно продолжал называть черепахой.
В аллеях, прогретых августовским солнцем, наполненных слегка пьянящим запахом зелени и беззаботным щебетом птичьей мелочи, было удивительно мирно. У всех участников этой своеобразной разведки стало немного спокойней на душе, и уже не верилось, что где-то здесь совсем близко, за несколькими рядами деревьев притаилось чудовище.
Аллея кончалась у пустыря, и Ритам молча указал на то место, где архитектором Ульмаро некогда было сооружено Средневековье. Теперь здесь таинственным и еще не познанным людьми архитектором- чудовищем было возведено строение, привлекавшее своей красотой и загадочностью.
– Начнем осмотр отсюда, господа, - нарушил молчание Фурн.
Из всех присутствующих он первым увидел силициевые существа и уже тогда, в мрачном зале вольеров, понял, что они обладают необычайными свойствами, невероятной живучестью, но только теперь узнал о их способности не только разрушать, но и созидать.
– Нам необходимо выяснить, господа, что же это такое. Посмотрите, какие великолепные стройные формы. Колонны, собранные в ликторский пучок![9]
Но каковы колонны! Нет, господа, нам совершенно необходимо подойти поближе.
Энтузиазм Фурна не разделяли ни военный министр, ни его генералы. Ченснепп выглядывал из-за их плеч. Что касается Ритама, то он, ошеломленный свалившимися на него впечатлениями, стоял в стороне и довольно безучастно поглядывал то на ликующего Фурна, то на притихших военных.
– Я полагаю,- медленно начал министр,- что мы не имеем права рисковать. Мы должны всесторонне обсудить это малопонятное явление.
– С вашего разрешения, господин министр,- почтительно вступил в разговор старый артиллерийский генерал,- я бы считал необходимым направить на это сооружение несколько снарядов.
– Снаряды? Снаряды это, конечно, хорошо, очень хорошо, генерал, но мы не знаем, что последует за этим.
– Право, господа, мы преувеличиваем опасность,- не унимался Фурн. - Это практичное существо, попав на свободу, видимо, просто позаботилось об удобной квартире для себя, а вероятней всего, для своих
