своего народа.
— Затем, — сказал Майкл, — они достали из своего склада в отверстии, откуда они поднимались вверх, несколько инструментов, которыми они пробивали себе дорогу. Это были орудия самого раннего периода каменного века — различного рода кирки, струги и скобели из кремня, кремнистого известняка и других неизвестных минералов, с короткими каменными ручками. Этими орудиями они прорубили нишу — боковая стена пещеры легко поддавались под их мощными ударами — и сделали гробницу для покойника.
Многое из того, что мне хотелось узнать, еще не было сказано, но у меня не хватило духу просить Майкла продолжать рассказ. Близилась ночь пустыни. Индианка, которая стряпала для меня, подала нам ужин, но Майкл еле дотронулся до еды. Его, видимо, одолевала физическая усталость.
— Затем все закончилось быстро, — заговорил он вдруг с неожиданной горячностью. — Они решили немедля вернуться назад — в свой мир — после всего того, что они увидели, после гибели Сусура, и я не мог осудить их. Наши войны, наша страсть к разрушению, наше насилие, наша несправедливость!.. Не мог я порицать их. Но в то же время я не хотел допустить, чтобы они вернулись назад, к себе, если только мне удастся убедить их.
Я сказал им-и думаю, что я прав, — что теперь, после того как они увидели поверхность земли, то, что они называли «небом», они не смогут жить под землей. Они уже видели проблески света. Мне все равно, кто бы они ни были — мурмулаки, дикари, называйте их, как хотите, — но они человеческие существа. А человеческая природа всюду одна и та же, Билли. Разве ты пожелал бы жить в тесной комнатушке среди дымовых труб города после этой необъятной, открытой пустыни?
Я вздрогнул при мысли об этом.
— Я считаю, — продолжал он, — что они должны оставаться здесь. Я должен сделать все, что только возможно, чтобы удержать их здесь: узнать, в чем они нуждаются, обеспечить их всем необходимым, взять на себя заботу о них. И удивительно то, — усмехнулся он радостно, — что они согласны остаться. Им и хочется уйти, и хочется остаться. Они так похожи на нас, на всех людей.
— Когда они в первый раз сказали тебе, что хотят вернуться к себе? — спросил я.
— После похорон Сусура. Когда они положили его в гробницу, в нишу, вырубленную в боку пещеры, и закрыли ее, они присели на корточки вокруг Мурмы — так звали молодую женщину с ребенком на руках — и держали совет. Очень своеобразное, но привлекательное, торжественное и печальное было ато совещание — каждый из них выступал с речью, напоминавшей похоронную песнь. Они не должны больше стремиться к свету, духи света явно против них, говорили они, и смерть Сусура является для них предупреждением. Они должны вернуться к своему народу после такого печального опыта здесь, на «небе». Кроме того, говорили они, они не выносят дневного света — какой же смысл тогда оставаться им здесь?
— И они унесли бы ребенка в преисподнюю? — сказал я.
— Ах, Билли! — вскричал Майкл. — Это именно то, что и я думал. И это ключ ко всему. Этот ребенок, сказал я им, родился здесь, на поверхности, и он принадлежит миру света. Если они унесут его внутрь земли, это может повлечь за собой его смерть, а вместе с ним и смерть матери.
И тут произошло нечто чудесное. Говорят о чудесах — наука полна ими. Я схватил внезапно ребенка из рук Мурмы и вынес его ва одеяло, висевшее над входом в пустыню. «Юность очень способна приспосабливаться к условиям», — промелькнуло у меня в уме. И это была единственная моя мысль. Больше я ни о чем не думал. Что-то такое во мне побуждало меня лишь действовать. Я был только зритель.
Близился рассвет. Я повернул ребенка лицом к алой заре на востоке. Он взглянул, прищурился, затем начал смотреть пристальным взглядом, как это делают маленькие дети. Потом начал шевелить губками и издавать радостные звуки. Все это заняло не больше двух минут. Но это наполнило меня неизъяснимой радостью, — сказал Майкл, сам становясь ребенком, охваченный экстазом, — этот ребенок мог смотреть на свет!
Он прошелся взад и вперед по комнате, заложивши руки за спину, затем продолжал:
— Эксперимент, как видишь. Но я был уверен в результате своего опыта. Мурма застыла на месте, безмолвная, и дрожала от волнения. Я еще раз вынес ребенка после восхода солнца. Тот же результат. Я проделывал это в течение нескольких дней, по утрам, каждый раз все позже и позже, и даже после полудня.
Они все стояли как зачарованные за занавесом — мать, отец и остальные, — в страшном волнении прислушиваясь к веселому лепету ребенка, возбужденного светом. Глаза ребенка быстро приучались к свету. Это было нечто чудесное. Каждый раз, когда я подходил к младенцу, он протягивал ко мне ручонки: ему хотелось на дневной свет. И никто из них не мог уже больше сомневаться. Я доказал им. Их ребенок мог видеть.
Мурма словно преобразилась от гордости и радости. Их всех потрясло это открытие. В конце концов, хотя Сусур и умер, природа подарила им ребенка света!
А теперь я собираюсь вернуться к ним. Не могу надолго покидать их. Ты должен получить для меня деньги по чеку, Билли. Деньги потребуются мне на экипировку для них. У меня в голове уже созрел план, и я должен его осуществить. Можешь ты дать мне денег?
— Да, если так обстоит дело, — ответил я с болью в душе. — Но ты не должен уходить сейчас. Переночуй у меня, отдохни. Все равно до утра ты ничего не можешь предпринять.
Он вздохнул устало.
— Да, возможно, что ты прав, — пробормотал он. — Но так или иначе, дай мне денег. Вот тебе чек. Сасмур, видишь ли, очень стар. И его здоровье сильно пошатнулось после того, как он увидел охоту на человека. Он никогда не поймет моих объяснений на этот счет. Он постоянно это повторяет. Не хочу, чтобы он передумал. А его влияние очень сильно.
Я считал триумфом дипломатии, что мне удалось убедить Майкла остаться переночевать у меня. Но мой триумф был недолог. Когда я проснулся на другое утро, Майкла уже не было. На постели у него я нашел клочок бумаги, вырванный из записной книжки. Карандашом было написано:
Было еще много такого, о чем я хотел бы расспросить его, горя желанием узнать:
Как мурмулаки дышат там? Откуда они ведут свое происхождение? Почему они появились именно в этом месте? Есть ли у них там, в недрах земли, какая-нибудь цивилизация вроде нашей? Как Майкл питался в продолжение стольких месяцев, живя в пещере?… Но его уже не было.
Целую неделю я являлся жертвой страшнейшего беспокойства, в тягость моим друзьям и самой земле. Наконец я не мог дольше терпеть это. На восьмой день я оседлал коня, прихватил с собой оружие и все, что считал необходимым, и отправился к пещерам.
Была ночь, когда я прибыл на место. Мертвая тишина пустыни поразила мой слух сильнее всякого шума. При помощи карманного фонарика я стал осматривать входы в пещеры. Ни на одном из них теперь я не нашел одеяла. Наконец я отыскал вход, показавшийся мне тем, который мне надо было. Я вошел в пещеру и осветил неровные каменные стены.
Полнейшая пустота!
В одном углу возвышался холмик из земли и камней. Рядом я увидел углубление гораздо меньшего диаметра, чем я ожидал увидеть, словно нора с поворотом в сторону на глубине примерно двух футов. На краю углубления лежал карандаш. Он имел сходство с карандашом, который я дал Майклу. Да, это был его карандаш.
Словно загипнотизированный я нагнулся до самой земли и стал всматриваться в углубление, освещенное кружком светает моего фонарика.
Что здесь случилось? Неужели Майкл в конце концов ушел с мурмулаками в их мир, покинув свой
