украшало нашу молодую планету.
За ужином Вера сказала:
– Грубая и крепкая планета. Жизнь здесь пока неустроенна, но вдохновенна. Я рада, что именно ее выбрали для новых великих работ.
– Порт обслуживается великолепно, - добавила Ольга. - За час с планеты на корабли можно перегрузить сто тысяч тонн грузов.
Ромеро посмеялся над общим восторгом:
– Грубая, вдохновенная, великолепная - какие странные слова! Жить здесь нельзя, проработать два-три года - допускаю. Нашли в океане космоса каменистый островок, приспособили его под перевалочную базу и восхищаются - как ладно получилось. А пока все это дурная копия ничтожной части того, что имеется на Земле и чем, я согласен, можно восхититься.
Говоря это, он уписывал пирожки с синтетическим мясом и запивал фруктовыми соками, - не думаю, чтоб еда на Плутоне казалась ему дурной копией земных яств.
19
Пока я понятия не имею, в чем функция секретаря, но лоботрясничать не приходится и без загадочных секретарских дел.
Я основательно изучил недра Звездных Плугов: я побывал и в складах, хранящих миллионы тонн запасов, и в пещерах, куда можно свалить их еще миллиарды тонн, и в цехах, вырабатывающих любую продукцию из любого сырья, и на улицах жилого города, и в сердце корабля - отделении аннигиляторов Танева, самом необыкновенном заводе в мире - заводе, производящем вещество из пустого пространства и пустое пространство из вещества.
Когда этот завод запущен, кругом на многие светогоды, на триллионы километров, сминается или разлетается межзвездный космос. Я приведу лишь одну потрясающую цифру, она волнует меня: мощность аннигиляторов Танева в самом крохотном из Звездных Плугов достигает двух миллионов альбертов, а в 'Пожирателе пространства' превышает пять миллионов!
Все электростанции Земли в конце двадцатого века старой эры не составляли трех миллиардов киловатт, то есть не достигали трех альбертов. Любой звездолет несет в себе энергию, в миллион раз превышающую ту, какой располагало все человечество в год всеобщего торжества коммунизма.
И эта исполинская мощность может быть полностью превращена в сверхсветовую скорость, она вся до последнего грамма будет работать на аннигиляторы хода. Но если непредвиденное препятствие внезапно встанет на пути корабля, мгновенно заговорят другие аннигиляторы, - и в старом космосе добавится новой пустоты взамен испепеленного препятствия!
Еще не существовало механизмов, так грозно защищенных, как наши галактические корабли, - так мне тогда казалось.
Я выложил мой восторг Ольге.
Она посмотрела на меня с недоумением:
– Ты увлекаешься, Эли. У звездолетов мощности немалые, но для глубокого проникновения в Галактику их не хватит. К тому же мы не знаем, кто нас ждет впереди - друг или враг, и если враг - как он вооружен? Я допускаю, что техника таинственных разрушителей выше нашей.
С Ольгой можно считать, но не разговаривать. Кибернетический робот показался бы ей приятным собеседником. Она вполне отвечает своему высокому посту - адмирала эскадры межзвездных кораблей.
– Большая Академическая сейчас проектирует корабли на триста миллионов альбертов каждый, - продолжала она. - На таком корабле я чувствовала бы себя спокойней. Но они поспеют нескоро.
– Не расстраивайся, - посоветовал я. - Как-нибудь добредем до Оры и на твоих маломощных суденышках. А что до разрушителей, так ходят слухи, что все они повымерли миллион лет назад.
Ольга так и не поняла, что я смеюсь. Она слушала меня и улыбалась. Если бы я не отошел, она могла бы слушать и улыбаться часами. Ее золотистые волосы волосочек к волосочку приглажены, светлые глаза всегда добры, щеки румяны каким-то своим, очень спокойным, уравновешенным румянцем… Меня раздражает и десятиминутный разговор с ней. Если бы меня назначили адмиралом галактической экспедиции, я бы сутки рычал, ревел, хохотал и топал ногами. А она даже не обрадовалась!
20
Андре уединяется с Жанной. Разлука дается им нелегко. Жанна пополнела так, что заметно и посторонним. Роды назначены на 27 февраля и пройдут нормально, я сам читал в прогнозе. Но Андре не доверяет прогнозу.
Мы третий день живем на корабле, и Жанна с нами. Древний обряд расставания решено выполнить на планете. В полдень со всех кораблей устремились ракеты с провожающими и отъезжающими обратно на Плутон. Я был с Ромеро. Он не пропустит случая потешиться стариной, а мне хотелось еще разок потоптать камень планеты.
Мы высадились в порту, когда выкатывалось оранжевое солнце, Ромеро назвал это добрым предзнаменованием, хотя мы заранее знали, что прибудем к дежурству седьмого солнца. На Ору летит около восьмисот человек, провожающих вряд ли меньше. Никто не уходил далеко от ракет, но мы с Ромеро зашагали в каменистые россыпи и присели на бугорке.
В сиянии оранжевого солнца равнина светилась, как подожженная.
– Скажите, Эли, - спросил Ромеро, - нет ли у вас ощущения, что вы с этими местами прощаетесь навсегда?
– С чего бы это? Нет, конечно!
Когда мы возвращались обратно, Ромеро показал тростью на Жанну с Андре у трапа.
– Прощание Гектора с Андромахой. Нам придется стать свидетелями нежных объяснений.
Мы остановились так близко, что слыхали их разговор.
– Скорее бы уезжали! - говорила Жанна. - Я измучилась от провожаний.
– Не нарушай режима! - говорил Андре. - Еда, работа, прогулки, сон - все по расписанию! Я спрошу отчет, когда вернусь.
– А ты не болей. И если попадутся красивые девушки с других звезд, не заглядывайся на них. Я ревнива.
– Ревность - истребленный пережиток худших времен человечества.
– Во мне этот пережиток не истреблен. Ты не ответил, Андре, меня это тревожит!
– Успокойся! На Ору людей не привезут, а влюбляться в ящериц или ангелиц я не собираюсь.
Я взял под руку Ромеро, и мы прошли в ракету.
– Какова взаимная пригодность этих голубков? - спросил Павел. - Они третий год не могут оторваться друг от друга.
– Большая не выдает личных тайн, а сами они не откровенничают. Я не смогу удовлетворить ваше любопытство, Ромеро.
Странно все же устроен человек. Ничего я так не желал, как поездки на Ору. Но мне стало грустно, когда я смотрел в окно ракеты на удаляющийся Плутон. Мы жаждем нового и боимся потерять старое. В одну руку не взять два предмета, одной ногой не вступить в два места, но, если покопаться, мы всегда стремимся к этому, - не отсюда ли обряды прощания с их объятиями, слезами и тоской?
