импульсы, похожие на речевые, а свечение лишь сопутствует им. С такой формой речи я сталкиваюсь впервые.
Андре вздохнул.
– Ключ, ключ! Один бы сигнал расшифровать.
– Сейчас дам тебе ключ. Я кое-что сделаю - следи за их реакцией.
Я выдвинулся вперед, ударил - не очень сильно - полем и снова отошел. Операцию эту я повторял раза три, потом стал осторожно раздвигать головоглазов. И опять, бросив это занятие, я перешел к ударам. Удары были несильны, оплеухи, а не рапиры. Раза два я наставлял на головоглазов растопыренные пальцы.
– Хватит! - сказал Андре радостно. - Теперь, кажется, мы расшифруем их речь. Слушайте, это поразительно!
Впоследствии выяснилось, что в деталях расшифровка была неточна, но суть передавала правильно: 'Тот же, убийца первого… Опять тот же… Опять… он раздвигает… Прикажите экранированным… Только они… На планете двое, все погибли… Шестьдесят третий самоумертвился. Я слабею. Мне не хватает гравитации. Отвечаю: они каменнопалые, они другие… Экранированных… Почему только к вечеру, они же ближе?.. До вечера не удержусь… Не удержусь… Отправлено все, напрасно остались… Ударю головой… Планета больше не нужна… Планета…'
Несколько секунд мы вдумывались в расшифровку. Очевидно, где-то неподалеку была их база, и они переговаривались с ней. Нам надо было ждать нового нападения.
Потом каждый из нас заговорил о том, что ему представлялось самым важным.
– Помощь к ним придет не раньше ночи, - сказал Леонид. - Значит, надо справиться с ними к ночи.
– Что это за экранированные? От чего экранированные? От наших полей? - спросил я. - Но за нами наши звездолеты, вот о чем они забывают.
– Гравитация у них слабеет, - сказал Андре. - Что таится в этой странной фразе? И почему не обнаружены импульсы их собеседника?
– Собеседник далеко, - возразил я. - Дешифратор не принял его слабых импульсов.
– Планета, - выговорил Лусин, - не нужна. Уничтожат?
– Практически сейчас важна лишь угроза: 'Ударю головой', - сказал Камагин. - Несомненно, это извещение о готовящемся самоубийстве. Надо предотвратить его, но - как?
– Лишить этих молодчиков возможности двигать головой, - загремел Аллан. - Отрубить ее мечевым полем - и все!
– Нет, - возразил я. - Тогда они развалятся. Андре прав: что-то важное связано с тем, что слабеет гравитация. Давайте сожмем их полями и перетащим в барокамеру сдавленными.
Лишенные возможности пошевелиться, они вскоре были растащены друг от друга. И тут один все же ухитрился ударить себя головой. Тем тщательнее мы оперировали с последним. Мы несли его к планетолету, на котором прибыла помощь, отдельно сжимая полями туловище и отдельно голову. Он явственно ослабевал. Импульсы его становились невнятнее, голова перестала шевелиться и погасла.
– Умер, кажется, - сказал Андре, когда мы помещали головоглаза в барокамеру планетолета. - Дешифратор не улавливает излучений.
Мы усилили давление в камере, запустила бортовой гравитатор. Если головоглазу нравилась большая тяжесть, то он мог пользоваться ею и после смерти. Закрепив голову, чтоб она случайно не упала на тело, мы надежно устроили разрушителя в его временной усыпальнице.
– Я останусь здесь, - сказал Андре, - и постараюсь изучить строение тела и физиологию наших противников.
– А мы поищем жителей планеты, - сказал Леонид. - Может, удастся кого живого найти.
Планета казалась мертвой по-прежнему. Мы облетели город, направились к другим городам. Они казались копиями друг друга. Везде были ужасные следы разгрома, зеленые утром леса и луга сохли и поникали, опадая.
Зелень на планете была полностью истреблена, как и насадившие ее умные кузнечики с почти человечьими головами.
Я настроил дешифратор на любые излучения еще работающего мозга. После часа поисков мы приняли слабые импульсы и полетели в их сторону.
Пеленг излучений привел нас к подземному каналу или трубе, затерянной среди леса. Вход в нее был прикрыт травой и кустарниками. Дешифратор показывал, что в трубе трое живых.
Я пытался пролезть в отверстие трубы, но оно было узко для меня, и полез Камагин. Он попросил подмоги, и вслед отправился такой же щуплый Громан. Вдвоем они вытащили умиравшего шестикрылого. Тот не отвечал на вопросы, не шевелился, дыхание почти не улавливалось, но мозг еще работал с бредовой быстротой.
– Их там сотни, - сказал Камагин, - но все мертвы.
– Двое еще живы, - ответил я. - Прибор ловит работу их мозга. Возьмите биоскоп.
С прибором для улавливания следов неугасшей жизни они возвратились в трубу. Два извлеченных жителя планеты были в худшем состоянии, чем первый. Один скончался, когда его вызволяли наружу, другой жил несколько минут, и я записал работу его умирающего мозга.
Возвратившись к первому, я убедился, что он еще живет. Надежды на выздоровление не существовало, однако некоторое время поддерживать угасающую жизнь в его измолотом теле было возможно.
Уже шло к вечеру, когда мы убедились, что на планете нет больше живых существ.
– Заберем скульптурные группы, - предложил Леонид.
Автоматы сняли с постаментов три скульптуры, потом перенесли в планетолет и постаменты.
– От корабля, идущего на помощь зловредам, импульсов по-прежнему нет, - сказал Андре. - Его молчание действует мне на нервы.
– Садиться! - скомандовал Леонид. - Возвращаемся на звездолет.
Я посмотрел на небо. Электра закатилась, наступали сумерки. Над городом загорались тысячи светильников, они одни продолжали действовать.
Было грустно созерцать эту великолепную иллюминацию в царстве смерти и хаоса.
11
Теперь я перехожу к трагедии Андре, и у меня путаются мысли.
Даже сейчас, отдаленный от того страшного дня годами и событиями еще пострашнее, я не понимаю до конца всего, что произошло.
И, прежде всего, я не понимаю себя. Как я мог оказаться таким легкомысленным? Почему все мы вели себя, как несмышленыши? Уже и тогда мы знали, что боремся с коварным, технически очень развитым врагом, мы знали и тогда, что во многом враг этот превосходит нас, - почему, нет, почему, самодовольные глупцы, мы не подумали о простейших, элементарно неизбежных мерах защиты? Враг сам указал, чем собирается одолеть нас. Почему мы пренебрегли его угрозой?
Я снова перечитываю гравиграмму переговоров головоглаза со своей базой и вижу, что из всех толкований загадочного слова 'экранированные' выбрал самое далекое от истины - не только ошибся, но и убедил всех, что прав.
И Андре, бедный Андре, так прозорливо угадавший невидимость наших противников, он разве с облегчением не отказался от своего провИдения? Я снова спрашиваю себя: почему глаза наши затмило слепотой в тот решающий миг, когда требовалась вся острота зрения? Или, узнав, как уродливы и неуклюжи первые увиденные противники и как легко мы расправляемся с ними слабыми нашими полями, мы сразу преисполнились к ним неумного презрения, даже не попытавшись узнать, все ли они такие?
'Почему раньше ночи не успеете?' - надрывно гравитировал своим последний головоглаз. Над Сигмой опускалась ночь. Посланная врагами подмога уже приближалась к планете. До жестокого удара оставались
