вещественной оболочке, данной любому, недоступной мне одному. Быть, быть одним из вас, все равно кем - человеком, головоглазом, ангелом, пегасом!..
Ромеро пишет в своем отчете, что я принимал решения мгновенно и часто они были так неожиданны, что всех поражали. В качестве примера он приводит то, что произошло в конце разговора с Мозгом.
Но неожиданность была лишь для него, ибо он размышлял о другом, и Андре размышлял не о том, и Лусин, и даже Мери, - понятно, они удивились. Но я сделал лишь естественные выводы из своих раздумий. Неожиданного для меня в моих решениях не было.
Я хочу остановиться на этом.
Ромеро думал о том, насколько иными путями, сравнительно с нашими, пошло техническое и социальное развитие разрушителей - так он утверждает сам. Лусина, Андре и Осиму с Петри одолевало негодование. Если бы нам пришлось создавать аналогичную Станцию Метрики, размышляли они, то мы смонтировали бы на ней МУМ и оснастили ее исполнительной аппаратурой. А разрушители насадили сложнейшую иерархию рабства, чтоб решить не такую уж сложную техническую задачу.
Что, в сущности, эти безмозглые операторы, которых мы убрали вместе с Надсмотрщиком, - именно так: что, а не кто? Распределительное и командное устройство - простенькие приборы. Разрушители не контролируют аппараты, а калечат живое существо, низводят его до уровня технического придатка к другому, еще более искалеченному существу, тоже машине. Жестокость этого заставляла содрогаться!
Не могу сказать, что такие же мысли не являлись и мне. Но я издавна так ненавидел разрушителей, что новой пищи для ненависти мне не требовалось. Я думал, как помочь Главному Мозгу Третьей планеты. И я обратился к нему:
– Но если бы ты стал рядовым существом, ты потерял бы многие из нынешних своих преимуществ… Ты и сейчас не бессмертен, но долголетен, а тогда над тобой витал бы призрак скорой смерти. Ты сполна получил бы не только радости, но и горести жизни. И ты был бы лишен своего могущества, своей власти над пространством и звездами, своего проникновения в жизнь и мысли каждого существа, сопричастия всему живому… Всесилие твое неотделимо от твоей слабости. Подумал ли ты обо всем этом? Пошел бы на все это?
Он ответил с глубокой скорбью:
– Что власть, если нет жизни? Что всесилие, если оно лишь иновыражение слабости? И зачем ясновидение, если я даже притронуться не могу к тому, что понимаю так глубоко?
Я повернулся к Лусину.
– Громовержец, кажется, еще жив?
– Умрет, - печально сказал Лусин. - Сегодня. Если не уже. Спасенья нет. Мозг поврежден.
– Отлично! Я хотел сказать - жаль бедного Громовержца. Теперь скажи - ты смог бы пересадить Громовержцу другой мозг, живой, здоровый, могучий - и тем спасти твоего питомца от смерти?
– Конечно. Простая операция. Делали посложнее. В ИНФе. Новые формы.
– Знаю. Уродливые боги с головой сокола. - Я опять обратился к Голосу: - Ты слышал наш разговор. Вот тебе превосходная возможность обрести тело. Раньше ты, разумеется, раскроешь пространство, поможешь восстановить звездолет и научишь работе с механизмами Станции.
– Да, да, да! - гремело и ликовало вокруг. - Да! Да! Да!
– Тогда поздравляю тебя с превращением из повелителя пространства и звезд в обыкновенного мыслящего дракона по имени Громовержец.
– На это я не согласен! - сказал он вдруг.
– Не согласен? С чем?
– С именем. В мечтах я давно подобрал себе другое имя! Раньше оно выражало мою тоску, теперь будет выражать мое счастье.
– Мы согласны на любое. Объяви его.
Он выдохнул торжествующим звуком:
– Отныне меня зовут Бродяга.
Часть четвертая
Господи, отелись!
С. Есенин.
Я думал - ты всесильный божище,
А ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крылатые прохвосты! Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!
В. Маяковский
1
Я все-таки был осторожен, что бы Ромеро ни говорил впоследствии обо мне. Нетерпеливо стремившийся к телесному воплощению Мозг сетовал на мое бессердечие. Но я твердо постановил - раньше распутать тысячи сложных вопросов, а потом осуществить обещание.
– Надо восстановить МУМ, - сказал Андре вскоре после захвата Станции. - Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что без надежно работающей машины отпускать Мозг в самостоятельное существование равносильно самоубийству? Или ты сам собираешься занять место Главного Мозга?
Чужие места я занимать не собирался. Но я верил, что Андре удастся восстановить МУМ, и не скрывал своих надежд.
– Воспользуйся помощью Мозга, - посоветовал я. - Но как добраться до звездолета? Проделать обратный путь мне не улыбается.
– Так вот, - сказал Андре. - МУМ мы доставим на авиетке, есть возможность перевести их с ползанья на полет. Но восстановленная МУМ понадобится на звездолете. А на планете ты отпускаешь Мозг. Как быть? Проблема, не правда ли?
– Проблема, - согласился я.
Я не сомневался, что у Андре уже имеется проект ее решения.
– Выход такой: Мозг на планете заменю я, а меня будут дублировать Камагин и Петри. Имеешь возражения?
– Только сомнения. Для роли твоих дублеров Эдуард и Петри, возможно, подойдут. Но подойдешь ли ты сам, как дублер Мозга?
– Сегодня он обследовал нас троих. Меня принял сразу, а Эдуарду и Петри придется потренироваться. - Андре запальчиво закричал, предваряя новые возражения: - Все знаю, что скажешь! Ты жестоко ошибаешься. Он страшно жаждет воплощения, но не ценою гибели планеты. И, между прочим, функции его не сложны.
– Не увлекаешься ли ты?
