– От этого, - Борода кивнул на блестящий шар над головой старика.
– Вам никогда не приходило в голову, что старость надо беречь, уважать? Вы зовете себя исследователями, но вы просто дикари. Ведь уважение к старости, к минувшему - главная черта, отличающая цивилизованность от дикости, ученого - от дикаря.
– О каком уважении ты говоришь, отец? За что мы должны вас уважать? Вы лишили нас всего. И если говорить о дикости, вы - ваше поколение - ввергли нас в нее. А мы хотим вырваться любой ценой! Понимаешь - любой. Ценой ваших признаний и плюгавых жизней - тоже.
– В логике вам отказать нельзя, хотя то, что вы творите, бессмысленно. Ну, допустим, ты и даже все вы, - старик обвел взглядом подземелье, - поймете, что произошло двадцать или тридцать лет назад. Ну и что! Изменить вы ничего не в состоянии.
– Поняв, можно что-то делать. Искать средства, пытаться изменить…
– Вот вы поняли, давно поняли, что солнечные лучи убивают. Как вы это измените?
– Может, в изменим, когда будем знать причину. Почему они стали смертоносными? Ведь раньше они не убивали.
– Раньше не убивали, верно. Раньше были благодеянием. Благодаря им на земле появилась и расцвела жизнь.
– Ну так что же произошло?
– Этого, вероятно, никто из нас не знает и теперь уже но узнает никогда.
– А что ты думаешь об этом сам? Ты очень стар. Главная часть твоей жизни осталась там, за огненной чертой. Я готов поверить, что ты, как все, ничего не помнишь. Но разум твой еще жив и ты не можешь не думать о том, как все переменилось. И почему переменилось.
Старик сплел тонкие пальцы, подпер ими узкий, худой подбородок и долго молчал, устремив неподвижный взгляд в дальний угол подземелья, потом, словно очнувшись, резко дернул головой и заговорил:
– Твой вопрос свидетельствует о твоем уме - прости, я не знаю твоего имени.
– Мы зовем его Борода, - сказал Одноглазый. - Он единственный среди нас, у кого волосы растут на подбородке и на щеках.
– Единственный… Это интересно… - пробормотал старик, словно обращаясь к самому себе. - Так вот, Борода, продолжал он совсем другим голосом - отчетливым и твердым, я действительно думая об этом, и не раз. И если тебя интересуют мои мысли, охотно поделюсь ими с тобой. Я не знаю, чем я занимался раньше, до 'огненной черты', как ты говоришь. Начав вторую жизнь под развалинами в долине, я нашел себе занятие, вероятно новое, но не менее интересное и важное для меня, - я стал изучать сны. Да-да, не удивляйтесь - сны. Свои сны, сны других людей, живущих рядом со мной. Я научился понимать сны, объяснять людям их значение. Если бы вы знали, какие иногда снятся интересные сны!
– Мне никогда ничего не снится, - сказал Борода.
– А я видел сон только раз, - добавил Одноглазый. - Мне приснилась женщина, злая и безобразная. Она преследовала меня, а я никак не мог убежать, и, когда она настигла меня, я проснулся…
– А потом ты долго болел, не правда ли? - спросил старик, внимательно глядя на Одноглазого.
– Верно. Как ты узнал?
– Такой сон - частый знак близкой болезни.
– А если снов нет? - спросил Борода.
– Сны есть всегда, просто ты их сразу забываешь, как я и другие забыли то, что было до 'огненной черты'.
– Ты, кажется, хотел рассказать нам, какие бывают сны. - Да… Вот однажды мне приснилось поле - зеленое поле, густо заросшее влажной травой и цветами. Было раннее утро, и я бежал по этому полю. Никто не преследовал меня. Просто мне было легко и весело. Я бежал по росистой траве, и надо мной плыли легкие розовые облака. А потом взошло солнце, но не смертоносное, а ласковое. Его лучи только согревали и сушили одежду, влажную от росы.
– И что же означал этот сон? - хрипло спросил Борода.
– Вероятно, только то, что когда-то давно, задолго до 'огненной черты', я встречал солнечный рассвет на цветущем зеленом поле.
– А еще?
– Еще мне часто снится город. Большой город с очень высокими домами и узкими улицами. Нигде не видно развалин, а на перекрестках улиц кое-где маленькие площади и на них среди камня правильные ряды деревьев и цветы. Много ярких цветов. И между цветами бьют к небу струи прозрачной воды, ярко сверкающие в лучах солнца.
– А люди?
– Да, и люди. Множество людей. Они спешат куда-то, не обращая внимания на цветы, водяные струи и солнце.
– Значит, ты когда-то жил в таком городе?
– Вероятно. И, в отличие от других его обитателей, находил иногда время посмотреть вокруг.
– Поэтому теперь он является тебе в снах?
– Вероятно.
– Что же ты помнишь еще?
– Я не говорил, что помню. Это всего лишь сны.
– Которые ты умеешь толковать.
– Толковать - да. Но это не значит, что все так и было. - Я перестаю понимать тебя, отец, - нахмурился Борода. - Сон - лишь призрак, который возникает тут, - старик коснулся пальцами головы, - призрак воспоминаний или того, что живет в тебе и самому тебе неведомо. Может, это только мечты, а в действительности ничего не было.
– Но 'огненная черта' была.
– В сущности, и этого мы точно не знаем. Что-то переменилось в мире, в котором мы жили. И все…
– Хочешь запутать меня?
– Нет. Это мои мысли. Ведь ты хотел знать их, не так ли?
– Тебя трудно понять.
– Это удел всех нас. Люди давно разучились понимать друг друга и даже самих себя. Вероятно, с этого и начались все несчастья.
– Значит, в том, что произошло, все-таки виноваты люди?
– Я не могу утверждать, но порой думаю так.
– Твои сны подсказывают такие мысли?
– Не только… Ты умеешь читать, Борода?
– Да, но я знаю мало книг. Книги - такая редкость. Они сгорели первыми. А те, что чудом сохранились, пошли на топливо для костров немного позднее. Люди хотели выжить любой ценой.
– Знаю. У себя в развалинах я собрал немного старых книг. В некоторых есть предсказания, что такое может произойти, если люди не одумаются.
– Предсказания?
– Да. Были люди, имевшие смелость предсказывать. Их называли фантастами.
– Расскажи об этих предсказаниях, отец.
– Это даже трудно назвать предсказаниями. В одной книге описано то, что случилось, так, словно автор видел все это.
– Но эта книга?
– Она написана очень давно, наверно, до моего рождения. - Значит, они знали?
– Некоторые, наверно, догадывались.
– Ты слышишь, Одноглазый?
– Слышу, но можно ли верить? Где эта книга?
– Она хранится в развалинах. Обещаю отдать ее вам, если освободите меня.
– Слушай, Ботс!
– Я не Ботс.
– Мы уже договорились, что ты Ботс. Мне нужна эта книга. Но кто поручится, что ты не обманешь?
