Обернулись все нарты туда, куда указал Урызмаг, но никто не может понять, что это за напасть движется на нартское селение.
А Шатана в это время сидела в башне. Послали к ней юношу нарты спросить ее:
— Будь милостива, Шатана, взгляни в небесное зеркало твое: что за гость незваный появился на нашей земле?
Взглянула Шатана в небесное зеркало:
— Эх, нарты, нарты, всю-то вы жизнь насильничали над другими, а теперь вот на вас самих нашелся насильник! То, что туманом кажется вам, — это пар изо рта его коня. То, что кажется вам стаями птиц, — это из-под копыт его восьминогого коня взлетают комья земли выше головы его, и черным воронам подобны они. То, что множеством лун и солнц кажется вам, — это оружие его так сверкает, что слепнут глаза от этого блеска. А глубокую борозду оставляет огромный меч этого всадника!
Теперь все нарты разглядели страшного гостя. Въехал он в нартское селение и сказал голосом грома:
— Долгие дни вам здравствовать, нарты! Ничего худого я вам не хочу, но вижу я среди вас врага моего Ацу. Ему я смерть принес. Он брата моего убил и убежал от кровомщения к вам.
— Не убивал бы я твоего брата, если бы вы с ним вдвоем не похитили сестру мою! — ответил старый Аца.
— Ты словами кровь не прикроешь, — ответил ему алдар Мысыра и опять сказал нартам: — Между мной и вами нет вражды, вольные нарты! Неужто из-за человека, чужого вам по крови, будете вы проливать свою кровь?
И тут сказал Урызмаг:
— Он был нам чужой, но взял жену из нашего рода.
Пусть ваша женщина вернется к вам, — сказал алдар Мысыра. — Только кровь Ацы нужна мне!
— Убей его, он нам чужой, — сказал тут Бурафарныг Бората. — Сторожил он наши стада, и своим мы его не считаем.
Тут алдар Мысыра взмахнул мечом и надвое рассек старого Ацу.
Повернул коня алдар Мысыра и поехал прочь. А нарты сидят на нихасе, глядят на убитого Ацу и не знают, что делать. И сказал тут Сырдон:
— Что ж, почтенные нарты, мстить за старого Ацу некому. Знаю я точно, что погиб маленький Ацамаз, его единственный сын.
И ответил ему Урызмаг:
— Не все ты знаешь, Сырдон!. Мудрая хозяйка наша Шатана сказала, что разрушил Ацамаз вместе с Сосланом крепость Хиз, что добыли они красавицу Ведоху. Вернется Ацамаз, и спросит он с нас за кровь отца!
Встревожились нарты. Опять послали они к мудрой Шатане спросить совета ее. И сказала Шатана:
— Не по чести вы сделали, нарты, выдав насильнику Мысыр-алдару славного родича нашего, старого Ацу. Но чтоб смертью его кончилось зло между нами, нужно нам скрыть от Ацамаза убийство отца его. Скажем, что своей смертью умер его отец, а жену его, нашу дочь, сама я в этом уверю.
Так и сделали нарты. Возвратился Сослан и привез с собой красавицу Ведоху. А с ним вместе вернулся маленький Ацамаз. И с плачем поведала ему мать его, что молния спалила старого Ацу.
Поверил Ацамаз матери. А почему бы ему не верить ей? Поставил он своего коня в подземную конюшню, снял с себя доспехи и оружие, и так как он был еще мальчик, то и стал расти-дорастать в родном доме.
Много ли, мало ли времени прошло — однажды весной на каменистом пригорке, с которого сошел снег, играл в альчики Ацамаз с соседскими ребятами. Желтые и белые бараньи позвонки то строем становились на земле, то во все стороны разлетались, когда на них падал меткий биток. Не везло сегодня Ацамазу: все альчики проиграл он, даже биток свой — ту крупную кость, которой бьют — поставил он на кон и ее проиграл. Крепко хотелось отыграться Ацамазу. Вот и сказал он тому мальчику, который выиграл у него биток:
— Дай мне его, я раз ударю и отдам тебе биток.
— Как бы не так! — со смехом ответил мальчик.
Обиделся Ацамаз. Схватил он мальчика и, конечно, тут же отнял у него свой биток. В драке поскользнулся и упал сын соседа, и из носа у него пошла кровь. Тут он заплакал и сказал Ацамазу:
— Эх ты, рваный чувяк, пастухово отродье! Со слабого легко кровь взять, а, небось, убийце отца твоего кровь прощаешь!
— Мой отец умер по воле неба, — сказал Ацамаз. — Его никто не убивал.
— На нихасе убили его. Все старые нарты видели это и, как падаль, поскорее зарыли! — крикнул Ацамазу соседский сын и убежал к себе.
Сердитый вернулся Ацамаз домой и лег на скамью, недалеко от очага, возле которого мать его готовила в то время просяную кашу.
Взглянула мать на сына и спросила заботливо:
— Что с тобой, злосчастный ты мой?
— Живот у меня болит, — ответил Ацамаз.
— Вот припарю я тебе живот горячей кашей, и все пройдет.
И, набрав из котла в деревянную миску горячей, дымящейся каши, подошла к сыну, взяла горсть каши голой рукой (ведь тогда только больному станет легче, когда подавать ему лекарство голой рукой!) и хотела положить на бешмет сыну, чтобы согрелся у него живот. Побыстрее надо бы это сделать, ведь жжет руку горячая каша, но тут схватил Ацамаз руку матери и сжал ее в кулак.
— Ой, больно! Ой, жжет! Что ты, с ума сошел? — закричала мать.
— А зачем ты обманула меня, сказала, что отец мой умер своей смертью? — спросил Ацамаз.
— Ой, правду сказала я! По воле неба умер он. Молния его спалила. Ой, больно, пусти!
— У меня сердце не меньше раскалено, чем твоя рука, и жжет оно мне грудь. Говори: ты видела отца мертвым?
— Ой, нет, не видела я! Он ушел на нихас и не вернулся. Бабушка твоя, Шатана, принесла мне эту страшную весть.
Отпустил тут Ацамаз руку матери, и, охая, стала тут она молочной сывороткой примачивать обожженную руку…
А маленький Ацамаз пошел в башню Ахсартагата. Туго завязан был узел горя на его сердце.
Ласково встретила его мудрая Шатана — любила она своего удалого внука.
Вошел он в дом и спросил у Шатаны:
— Бабушка, скажи, кто убил отца моего?
— Я слышала, что своей смертью умер отец твой, дитя моей дочери. Кончился срок его жизни. Рада я, что сам ты цел, невредим и с великой честью вернулся из опасного похода!
Но не верил ей Ацамаз. «Буду ловить в тот же капкан, в который мать поймал», подумал он и попросил ласково:
— Захотелось мне, бабушка, зерен, которые ты так вкусно поджаривала для меня, когда был я мал.
— Стоит ли говорить об этом, дитя мое! — весело сказала Шатана. — Поджарить зерна легче, чем голову почесать.
Быстро поставила она на огонь сковороду и поджарила зерен. Наполнила она поджаренными зернами деревянную чашу и поднесла ее Ацамазу.
— Разве деревянной рукой воспитывала ты меня, бабушка? — с упреком спросил Ацамаз у Шатаны, указав на деревянную чашу.
Тогда голой ладонью взяла Шатана полную горсть горячих зерен и протянула их Ацамазу. Но тут стиснул он руку ее с горячими зернами и спросил еще раз:
