Знамени и Красной Звезды. Умер в 1970 году, не дожив, слава Богу, до Горбачева, Путина и ваших размышлизмов о войне.
Я и лично знал многих побывавших в плену. Приятель мой Николай Войткевич, член партии, попал в плен в 42-м под Севастополем. После освобождения вернулся в столицу, поступил в элитный, как ныне говорят, Литературный институт им. Горького, все пять лет был старостой нашего курса, а потом, будучи восстановлен в партии, до пенсии работал на радио, которое вещало на заграницу. Идеологический фронт! Тоже не дожил он до вашего вранья о репрессиях против него. Он бы вам ответил.
Еще в Литинституте учились со мной побывавшие в плену Борис Бедный и Юрий Пиляр. И что? Да разве мало уже того, что приняты были в такой московский вуз! А они потом еще и успешно работали, печатались, помню хороший фильм «Девчата» по повести Бориса Бедного.
Был в институте даже преподаватель из числа пленных — А.Н. Власенко. Да продлят небеса его дни!
В «Дружбе народов» я работал дверь в дверь с большим поэтом Ярославом Смеляковым. Тоже прошел плен, у финнов. И что? Не замечая своей отверженности, бесправия и репрессий, работал, издавал книги, был председателем секции поэзии МО Союза писателей, а однажды как военному преступнику ему вручили Государственную премию за книгу «День России». Уж Ярослав-то тоже за словом в карман не полез бы, чтобы просветить вас, гражданин Гранин, по вопросу о пленных.
А слышали вы, правдоискатель, о Степане Злобине? Попал в плен в том же Вяземском котле. Несколько раз пытался бежать, в январе 45-го его освободили, и он продолжает службу в армии, работает в дивизионной газете, дошел до Берлина. После войны возвращается в Москву, восстанавливается в Союзе писателей, становится председателем секции прозы МО ССП. Его роман «Степан Разин» по личному предложению вождя был отмечен Сталинской премией первой степени.
Хватит или назвать еще репрессированных пленников? Пожалуйста, — Г. Бедняев, Ф. Бирюков, К. Воробьев, И. Дроздов, В. Саблин, Л. Семин, А. Стрыгин, Н. Трифонов, В. Кочетков, Н. Щербаков… Это только писатели и только России. За полноту списка не ручаюсь, но ручаюсь, что почти все были награждены и работали, печатались после войны. Разумеется, все они проходили соответствующую проверку, как во всех странах и армиях.
Но Гранину плевать на все это, он свое: «После победы многих военнопленных отправили в лагеря, уже наши». Да, отправили тех, кто это заслуживал.
В своих воспоминаниях «Лабиринт» один из главных руководителей германской разведки Вальтер Шелленберг (1910–1952) писал: «В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали в глубь русской территории. Их основной задачей, наряду с сообщением текущей информации, было политическое разложение населения, диверсии». И находились такие, что выполняли это. А как вы думали?
И. Пыхалов в книге «Время Сталина» (Ленинград. 2001), приведя обстоятельные аналитические таблицы, пишет, что на 1 октября 1944 года, т. е. за семь месяцев до конца войны, в фильтрационных лагерях прошли проверку 312 594 бывших пленных и окруженцев. Из них 75,1 % кто был направлен опять в армию, кто в народное хозяйство, кто на лечение, а в штрафроты или арестовано — 6,2 % (с. 65).
К 1 марта 1946 года, т. е. уже после войны, было репатриировано 1 539 475 пленных. Из них направлены в распоряжение НКВД, т. е. могли после разбора их дел подвергнуться репрессиям 14,69 %. «Как правило, это были власовцы и пособники оккупантов» (с. 69). Подумайте над этими цифрами, мыслитель Гранин.
Конечно, были тут и прискорбные факты разных ошибок и злоупотреблений, но ЦК и Совет министров приняли специальное постановление: «Осудить практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или в окружении противника, как противоречащую интересам Советского государства» (цит. по: Правда, 19 мая 2005).
Но вот странно: почему Гранин, рассуждая о бесправии и репрессиях тех, кто побывал в плену, ни слова не сказал об окруженцах? А ведь какой истинный любитель правды истории! В чем дело? Да очень просто: он же сам, если, конечно, верить, побывал в окружении, что не помешало ему не только избежать всяких притеснений и репрессий, но получить орденов больше, чем у иных генералов, а о премиях и званиях я уж и не говорю.
Нет у писателя Гранина конца обидам и претензиям к советской власти. И ведь где только он их не изыскивает. Смотрите: «Ни разу Сталин не помянул погибших за Родину». Ни разу! Объясните, как нормальный человек его возраста может не помнить, что все приказы Сталина о взятии городов кончались словами: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!» Все! И в обращении к народу 9 мая 1945 года: «Вечная слава героям, павшим в боях с врагом и отдавшим жизнь за свободу и счастье нашего народа!» И в обращении 2 сентября 1945 года по случаю победы над Японией: «Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины!» А разве салюты не имели к памяти погибших никакого отношения?
Тут опять одно из двух: или человек сознательно лжет, или, увы, не понимает, что лепечет.
А вот еще какая жуткая несправедливость и бездушие советской власти: «Только спустя двадцать лет после войны, в 1965 году, отметили солдат медалью в честь Победы». Вранье или маразм? В 65-м году была медаль не в честь Победы, а в честь ее двадцатилетия. Медаль же в честь Победы — «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» — была учреждена сразу, 9 мая 1945 года. Ею наградили около 15 миллионов человек.
А медали за освобождение наших городов и за взятие иностранных столиц, — разве это не медали в честь Победы? Как иначе могу я смотреть на мою медаль «За взятие Кенигсберга» или «За победу над Японией»?
Но тут Гранин приводит, наконец, конкретный пример: «Мой товарищ Герман Гоппе, изувеченный под Кенигсбергом, инвалид первой группы, за свои боевые заслуги не имел ничего». Разумеется, в деле награждений, как и во всяком другом, были, есть и будут ошибки, несправедливости, злоупотребления. Неужели это новость для старого человека? Взглянул хотя бы на писателей или на себя в зеркало посмотрел.
А что совершил Гоппе? Он был ранен. Но это не подвиг. За ранение орденами не награждают, а в разных армиях выдают либо значки, либо нашивки, либо отмечают еще как-то. А когда Гоппе умер? Гранин молчит. Если даже вскоре после войны, то и тогда Гоппе мог получить упомянутые медали «За победу над Германией» и «За взятие Кенигсберга». А позже, когда по случаю юбилея Победы орденом Отечественной войны были награждены все фронтовики, он должен был получить и этот золотой орден первой степени. Почему не получил, неизвестно.
Но скулежный список претензий продолжается: «Нечто странное: в 1946 году сняли выплату пенсии (?) за ордена. Деньги шли маленькие: в месяц за Красную Звезду — 15 рублей, за Красное Знамя на десятку больше… Ликвиднули, ничего не объясняя».
Ну, явление… Право, как говорится, достойно кисти Айвазовского. У народа ныне, ничего не объясняя, а мороча голову прелестями демократии, ликвиднули социалистический строй, страну развалили, и он, Герой-суперлауреат, не протестовал, но не может забыть, что шестьдесят лет тому назад ему перестали платить 15 рублей за Красную Звезду. Ну фигура…
А что тогда надо было объяснять? В каком положении находились мы в 46-м году? Полстраны лежало в развалинах. А за время войны всего за боевые отличия было произведено около 13 миллионов награждений. В тылу же одной лишь медалью «За доблестный труд» — свыше 16 миллионов человек. А платили не только за ордена, как пишет Гранин, но и за медали. У меня, скажем, медаль «За отвагу» № 3241244. И это была вовсе не последняя медаль войны, всего их около 5 миллионов. И до войны ведь тоже награждали. За орден Ленина платили, кажется, 50 рублей. А ему, высоколобому, требуется объяснение, какие тут суммы для послевоенного бюджета страны…
И опять: «23 декабря 1947 года (все-то он помнит по этой части!) отменили выходной в День Победы… ни салютов, ни фейерверков не подавалось». Ему, видите ли, фейерверков не хватало. И наплевать, что стране было тогда не до праздников, не до фейерверков. Зато ныне что ни день — «подают» фейерверки, карнавалы, празднества. Любуйся, если сыт.
«Перестали носить ордена: нескромно, говорили фронтовикам». Кто говорил? И тут молчит: сам, дескать, знаешь. Сталин, что ли? Да нет, Эренбург писал в одном стихотворении: «Носить нескромно стало
