Символ лабиринта почитали как реликвию. Его высекали на камне и рисовали на керамике. На упоминавшейся выше глиняной табличке размером всего 7x6 см, найденной при раскопках в мессенском городе Пилосе, схема лабиринта процарапана как бы мимоходом (так в наше время, сидя на совещании, люди наспех вычерчивают на бумаге какие-то орнаменты и узоры). На одной стороне таблички — перечень коз, принадлежавших кому-то, а на обороте — та самая схема. Это лишний раз доказывает, как хорошо было знакомо людям того времени устройство лабиринта, как укоренились в их обиходе ритуалы, с ним связанные. Иначе бы человек, вертевший в руках табличку, вряд ли сумел бы так уверенно и точно изобразить лабиринт.
…Ещё один поворот. Всё изменилось. Теперь уж мы точно идём к цели. Мы приближаемся к центру лабиринта. Но снова нас, будь мы критянами древности, стал бы обволакивать страх. Что нас ждёт возле цели, в самом «сердце тьмы»? Люди стремились туда и боялись туда попасть. Лабиринт завораживал их, как бездна. Когда путь будет окончен, они неминуемо встретятся с Минотавром — т. е. со смертью. Вот она, мрачная тайна жизни.
Имя Минотавра в древности сделалось нарицательным. Оно воплощало зло. Как в наши дни о людях говорят порой: «Сущий дьявол», так греки и римляне кляли врагов: «Сущий Минотавр». В 1921 г., во время раскопок в Помпеях, на колонне дома некоего Марка Лукреция были найдены процарапанный кем-то рисунок лабиринта и надпись: «Здесь живёт Минотавр».
…Кольца лабиринта всё стягиваются. Четвёртый круг, пятый круг. Теперь уже время бежит, как вода из пробитого кувшина, рее стремительнее мы приближаемся к цели, всё меньше времени нам отпущено. Всё меньше нам остаётся пройти — будто тело одряхлело и способно одолевать лишь короткие отрезки пути. Вот и шестой круг миновал. Наши часы пробили. Следующий круг неминуемо приведёт к цели — туда, откуда не возвращался никто. Лишь Тесей побывал в этом царстве мёртвых и вернулся, но был ли он жив или мёртв после нисхождения в центр лабиринта? Чёрные паруса взметнулись над ним, словно знаменуя его состоявшуюся смерть. Что же там ждёт, впереди?
Последний поворот. Пустая площадка. В мифе здесь прятался Минотавр. Где же он? Старинные поверья смешны и глупы? Но так ли мы их толкуем? Что именно говорил миф, если быть совсем точным? Что в центре лабиринта (добавим: в центре всякого лабиринта) поселяется особое существо. Его отличает от людей то, что оно — Минотавр, воплощение мирового зла (заметим: люди Средних веков нередко считали, что в центре лабиринта селится дьявол). Сейчас мы достигли цели. Здесь — небольшая площадка. Мы ступаем по ней, осматриваем её — мы словно здесь поселились. И в эту минуту мы понимаем, что именно в нас самих живёт сейчас всё необъятное зло. Попав в центр лабиринта, мы исподволь превратились в Минотавра — мы совершили путешествие на край ночи. Скверна и смерть — вот, что мы обрели в конце жизненного пути. И ещё — если лабиринт обнесён стенами, нас со всех сторон окружила тьма. Мы объяты ею. К свету же!
К свету! В этой роковой точке жизнь не кончается. Здесь лишь начинается преодоление. Это — низшая точка человеческого падения. Что будет дальше? Останемся ли мы навсегда погребёнными во тьме или выберемся наружу, как Тесей? Возможно, ритуальный танец всякий раз напоминал его зрителям о надежде, обмане и просветлении — основных этапах человеческой жизни.
А «нить Ариадны» тоже нашла своё объяснение. Вероятно, микенские танцоры, устремляясь в глубь лабиринта, обвязывались нитью, чтобы их череда не распалась и они не потеряли друг друга среди переходов и поворотов. Первый танцор бесстрашно шёл вперёд, в самый центр лабиринта. За ним, ведомые нитью, следовали остальные, постепенно скрываясь в этом «царстве мёртвых». Потом их предводитель поворачивался и спешил снова к свету. Держась за «нить Ариадны», люди возвращались к жизни. Эта нить была их спасением.
Танец этот некоторые древние авторы называли «журавлиным танцем». Очевидно, его участники подражали грациозным движениям журавля, то бойко подпрыгивая, то важно раскланиваясь, то поворачиваясь в сторону.
В XII в. до н. э. — в эпоху «Троянской войны» — в микенскую Грецию со стороны Балкан вторглись многочисленные племена. Города и крепости разрушались; традиции утрачивались. Магическая мощь лабиринтов, вдохновлявшая ахейцев и критян, ослабла.
Так миновали столетия. Херман Керн предполагает, что к эпохе эллинизма (т. е. к IV в. до н. э.) смысл танцевальных ритуалов, которые исполняли в лабиринтах, был уже совершенно непонятен. «Элементы танца, даже будучи правильно исполнены, всё равно озадачивали зрителей — тем более что они не могли наблюдать одновременно за всем происходящим».
Однако это забвение традиций не уменьшало интерес к лабиринту Его символика в I тысячелетии до н. э. распространилась по всему Старому Свету Из Средиземноморья она проникла в Сирию, а оттуда на Восток — в современные Афганистан, Индию, Шри-Ланку и Индонезию. Позднее этот символ станет популярен и на Западе: в Испании, Англии, Скандинавии и на Руси.
В римскую эпоху лабиринт — это прежде всего декоративный знак, броская безделица. В жилищах знатных римлян их вестибюли и столовые украшены мозаичными изображениями лабиринтов. В центре этих геометрических фигур обычно помещалась сцена из древнего мифа: Тесей, убивающий Минотавра. Увлекаясь орнаментом, римские художники порой не замечали даже, что их «лабиринты» вычерчены с ошибкой: в них не проникнуть, из них не выбраться. Это был лишь красивый узор, что и требовалось заказчику.
Сакральная сила возвращается к этому знаку лишь в христианскую эпоху. Вся наша жизнь снова становится лабиринтом, а его середина — поворотной точкой. Пройдя трудным, извилистым путём пилигрима, христианин достигает её. Прежде его окружала скверна. Он старался быстрее избыть греховную жизнь — достичь центра лабиринта. Здесь, в этих «тесных вратах спасенья», он обретает смысл жизни. Миновав их, может уповать на жизнь вечную.
В миниатюрах, украшающих рукописи раннего Средневековья, меняется обличье лабиринта. Священник Отфрид Вайсенбургский сумел вписать в узор линий, слагающих лабиринт, христианский крест. Так возникают разнообразные готические лабиринты. Отныне их узор оформляет вход в большие кафедральные соборы. Лишь тот, кто преодолеет этот извилистый путь, уводящий от греха, достоин встречи с Богом.
В качестве примера можно назвать лабиринт Шартрского собора. Чтобы попасть в его центр, надо миновать 28 поворотов — ровно столько, сколько дней в лунном месяце. Прохождение через подобный лабиринт приравнивалось к символическому путешествию в Святую землю.
В средневековой Англии вошли в моду газоны-лабиринты. Трава в них подстригалась на особый манер. Нетрудно представить, какой узор возникал. В этих лабиринтах любила гулять молодёжь; здесь справляли праздники гильдии ремесленников, а в дни церковных торжеств сюда захаживали даже почтенные бюргеры. Ещё и сегодня туристы могут посетить более десятка подобных лабиринтов, например, в местечке Саффрон-Уолден, что в графстве Эссекс. Очень древний лабиринт сохранился в Южном Уэльсе, в местечке Керлеон. Ему — 1800 лет.
В Германии также сохранились три подобных лабиринта: так называемое «Колесо» в Ганновере и ещё два, сооружённых якобы шведскими солдатами во время Тридцатилетней войны (1618–1648) — «Шведское колесо», к северу от Наумбурга, и «Шведский покос» в Грайчене.
В Скандинавии, Прибалтике и России можно встретить более пятисот архаичных лабиринтов, выложенных из камней — и мелких булыжников, и крупных валунов. Эти сооружения носят названия «троянских крепостей» Севера. Диаметр большинства составляет от 7 до 18 м. Многие из них соответствуют классическому критскому типу лабиринта с одним входом. Постройки с двумя входами образуют отдельный — балтийский — тип лабиринта. По возрасту лишайников, покрывших камни, учёные определили, что все они возведены примерно в XIII–XVII вв. Их назначение до сих пор непонятно. Возможно, эти постройки служили каким-то культовым (языческим?) целям; быть может, нет.
Ведь в Европе уже наступило Возрождение. Человек стал хозяином своей судьбы — перед ним открылся индивидуальный путь спасения. Минула та эпоха, когда все члены христианской общины шли одним и тем же трудным, тернистым путём, обряща надежду. Теперь у каждого был свой выбор. Его спасение в греховном мире зависело лишь от веры, добрых дел и судьбы, а не от коллективного опыта. Была реформирована религия, обновились традиции. В обществе воцарился эгоизм.
Лабиринт — давнее зеркало жизни — меняется в очередной раз. Теперь он превратился в Irrgarten —
