— Смена, — раздался голос Генри. — Стоп, Алэк!
Снегоход подкатил ближе, Алексей собрал в кольцо канатик, положил его на снег и воткнул рядом шест. Из дверей выпрыгнул Джой.
За руль сел командир, клацнул рычагами. Старков разделся и сразу погрузился в блаженное тепло. Напротив, подложив под спину тюфячок, удобно сидел Перселл. Возле него лежал разобранный пистолет. Капитан протирал части и складывал одну к другой.
— Интересная игра, — не удержался Алексей. — Нравится?
— Военный всегда с оружием, — сказал Перселл. — Тем более в таком месте, как шестой материк.
— Кстати, самое безопасное место на земле. Ни одного хищного зверя.
— Если не считать людей.
— Чепуха какая-то, — сказал Старков и отвернулся.
Вероятно, он уснул, потому что, когда открыл глаза, машина стояла, Джой сидел рядом с ним и раздевался, а Генри вполголоса разговаривал с капитаном.
— Это опасно. Вы понимаете?
— Вполне, — отвечал Перселл. — Но я настаиваю.
— Бывают трещины в двести метров глубиной…
— Оставьте, Хопнер, Я не мальчик.
— Ладно, одевайтесь, сейчас я вам покажу все, что надо, и можете топать, — с напускной строгостью оказал Генри.
Суетясь и весело посапывая, капитан нацепил на себя меховую парку, проверил шлем, опоясался и спрыгнул наружу.
— Экий волк! — вслед ему сказал Генри, но уже гораздо добродушнее. — В этой сухощавой дылде сидит все-таки настоящий человек.
Опять закачался и поплыл по снежным волнам тяжелый, могучий снегоход. Джой изредка переговаривался с Перселлом, его фигура нечетко маячила в двадцати метрах от машины.
У него, кажется, получалось. Первое знакомство с белой мглой пошло на пользу.
Алексей втиснулся третьим в кабину. Джой восседал на водительском кресле. Вокруг расстилалась все та же белая мгла.
Континент, полный опасностей, враждебный самой сущности человека. А ведь немалая частица тверди: около четырнадцати миллионов квадратных километров. США и Канада, вместе взятые. На гигантской площади замерли придавленные ледяным панцирем долины, ущелья, хребты…
Алексей представил себе эту землю где-то глубоко под ногами. Он вдруг, увидел ее так, будто ледяная крыша испарилась, исчезла. Фантастическая картина!
Громко, перекрывая стук мотора, сказал:
— В сумрачный день осени облака опускаются на землю моей родины и закрывают города, реки, моря, горы и равнины. Взлетишь за облака, и над тобой опять голубое небо, а под лайнером только однообразно белая, бесконечная пелена облаков. Точно такая же равнина, как вот эта. Под ней ведь тоже земля. И мы довольно высоко над землей. Километра два, наверное. А лед, по которому движемся, — это просто затвердевшие облака…
Джой подмигнул брату.
— Геофизик, а не лишен поэзии, правда. Генри? У тебя нет ли подходящего сонета о погибшей Антарктиде?
— Всему свой срок, ребята, и стихам и гипотезам, — сказал Генри. — Попробуем добраться и до сказочной земли, которая упрятана под нами.
Все засмотрелись на белое безмолвие за стеклом и на фигуру человека впереди. И снова, как три часа назад, Алексею вдруг показалось, что они скользят не по горизонтали, а вниз, вниз. Опять галлюцинация!
Вспыхнул глазок рации. Их вызывала станция Амундсен-Скотт.
— Уолтер… — тихо сказал Генри и включил микрофон.
— Доложите обстановку, — прогремел динамик.
— Без перемен. Ждем погоды. — Генри слегка покраснел. Он не умел лгать.
— Я слышу стук мотора, Хопнер.
— Прогреваем машину, шеф. Холодно.
Уолтер попросил еще раз дать координаты. Хопнер повторил вчерашние данные, не очень погрешив против истины: за это время они продвинулись всего на два-три десятка километров.
— Метеосводка препаршивая, — сказал Уолтер. — Потепление. Метель, сильный ветер. Как раз вам в спину.
— Премного благодарны, шеф. Именно этого нам и не доставало, — пошутил Генри.
— Как самочувствие капитана Перселла?
— Отлично, шеф! Вышел проветриться, мы видим его за стеклом. Ходит по кругу. Наш русский друг подарил экипажу новую песню. «Из-да-лье-ка доль-го течь-ет ре-ка Воль-га…»
Уолтер засмеялся. Экипаж не утратил чувства юмора.
— Всем привет и пожелание удачного пути. Надеюсь, «белый провал» уймется наконец.
— До свидания, шеф, — Генри выключил связь. Басовито прогудела сирена. Снегоход остановился. В белую пустоту вонзился зеленый луч прожектора. Перселл стал сматывать веревку. Генри оделся, повязался ремнем и перевалился за дверь.
3
Истаявшая полярная ночь походила скорее на сумерки. Белая бесконечность не угасала, она только синела, наливаясь сонной тяжестью, и цепенела. Ощущение неуверенности у человека, зазимовавшего в Антарктиде, увеличивалось к весне; синяя бесконечность торчала перед глазами тысячью полупрозрачных штор, за которыми опять открывались неведомые синие пространства. Как в бреду.
Снегоход с прицепом все шел. Это была работа, движение, пусть медленное, но все же движение к цели, которое устраивало всех. Даже капитана Перселла. Правда, он больше помалкивал.
Джой сидел за рулем, Алексей находился в двадцати метрах впереди, ощущая спиной первые порывы ледянящего ветра, о котором говорил Уолтер, а Перселл и старший Хопнер валялись на койках.
Генри настроил транзистор, выдвинул наружную антенну и поймал какую-то австралийскую станцию. Она передавала известия.
— Усильте, пожалуйста, звук, — попросил Перселл.
Они молча прослушали сообщение из Юго-Восточной Азии, молча проглотили информацию о теннисе и легкой атлетике, но, когда было сказано о появлении в водах Антарктики советского корабля «Обь», Перселл вдруг сказал:
— Это интересно.
— О, конечно! — отозвался Генри. — Корабль везет новую группу ученых. Смена состава.
— Они нас обгонят и здесь, не так ли?
Что-то было в этом вопросе странное, Генри почувствовал это и, желая уяснить позицию Перселла, сказал с некоторым вызовом:
— Если и обгонят, выиграет наука.
— В том числе и военная наука, — ответил Перселл. — Вас не настораживает усиление противника?
— Я ученый, Перселл.
— Вы американец. Генри.
