Лучше бы он не говорил этого. Лучше бы он совсем не поднимал эту тему. Это было подобно удару в солнечное сплетение, нанесенному человеку, который только-только пытается опомниться после нокдауна.
– Да, конечно, – упавшим голосом сказала я, изо всех сил натужно улыбаясь- словно в «МакДональдсе».
А потом пришла пора прощаться – тот самый момент, когда мы как правило обменивались поцелуем. И я увидела, как он весь тянется ко мне – и почувствовала, как я и сама тянусь к нему всем существом, словно притягиваемая огромным магнитом. Мы почти физически заставили себя друг от друга отпрянуть, когда между нашими губами уже оставалась лишь минимальная нейтральная полоса.
Я вскинула на Ойшина глаза с немым вопросом. А он торопливо пожал мне руку вместо поцелуя и быстро ретировался.
– До следующей встречи! – услышала я уже из-за кустов.
Ойшин давно уже ушел, подул холодный ветер, а я все еще сидела на берегу той речки на скамейке будто к ней пришитая – и не находила в себе сил встать и отправиться в обратный путь. Как это ни нелепо, но меня переполняло огромное счастье – такое огромное, что казалось, мое сердце не выдержит его, если оно продлится еще немного. Счастье просто от того, что я видела его, говорила с ним. Светлое, ласковое чувство счастья, похожее на лучи весеннего солнца после 30-градусного мороза. И одновременно опасное – как самый злостный наркотик, потому что мне хотелось видеть его и говорить с ним еще и еще и еще…
В тот момент я поняла, что любовь моя никуда не делась – и что она и не денется никуда. Хотя бы Ойшин в сотый раз, как заклинание, подобно мнимой донне Розе Д' Альвадорес предложил мне «свою нежную дружбу».
Надо было решать, по зубам ли мне такое. Я долго колебалась. Но решающее значение для моего выбора имело изменение обстановки на местах, которое сделало дальнейшее продолжение нашей совместной с ним деятельности фактически сизифовым трудом. Если бы не это, если бы я еще могла действительно принести нашему с ним общему делу пользу – и быть уверенной, что кому-то это действительно нужно!- наши деловые с ним встречи могли бы еще продолжаться и по сей день.
В тот день, когда мне нужно было снова ехать в Дублин на свидание с Ойшином, я долго уговаривала себя с утра, что моя совесть чиста. Я больше не могу быть в этом деле полезной, а сказать ему об этом в лицо, самой – и таким образом отказаться от возможности его видеть – было выше моих сил. Лучше было просто исчезнуть из его жизни. Пускай он хотя бы немного по мне поскучает – и задумается над тем, как он был ко мне жесток. Хотя скорее всего, для Ойшина это были слишком уж тонкие материи. Он просто подумает, что я пообещала больше, чем могла – или что он спугнул меня своим отказом….
Да бог с ним совсем, пусть думает, что хочет! Ведь я-то знаю, что сделала все, что смогла. Кто может, пусть сделает лучше.
К тому времени мой живот уже начал наливаться и походить по форме на зреющий на грядке арбуз. Естественно, мне не хотелось, чтобы Ойшин меня такой увидел – дополнительная причина в пользу сделанного мной теперь уже окончательно выбора.
Но я зареклась, что прекращу после этого и всякие контакты с Дермотом.
Вот так снова в жизни моей произошел крутой поворот.
Вскоре мама уехала обратно в Россию – ухаживать за бабулей и Тамарочкой, которые тогда еще были живы, но становились все слабее.
Ойшина в моей жизни не стало.
А я осталась не жить – существовать.
В своем городке, где единственные таланты – это потрошители селедки…
Я внушала себе, что хватит в моей жизни политики, что пора остепениться и попробовать наконец «жить как все». И только где-то в глубине души моей звучало:
“Облегченно вздыхают враги,
А друзья говорят: ты устал…
Ошибаются те и другие:
Это – привал. ”
Часть 3. Виллемстад
Глава 20. Вышел прово из тумана…
«…Буду резать, буду бить,
Все равно тебе водить!»
«Вот потому, что вы говорите то, что не думаете и думаете то, что не думаете, вот в клетках и сидите. И вообще, весь этот горький катаклизм, который я тут наблюдаю…»
…Дети – самое прекрасное и действенное средство от неразделенной любви. Я раньше по молодости лет не понимала этого. Со свойственным юности максимализмом слушала я в свое время, как мама читает письмо от своей институтской подруги Ольги, у которой была безумная любовь к французу, закончившаяся трагично (деталей я не знаю), и которая нашла в себе силы забыть про него, выйти замуж («не по большой любви, а просто потому что «так надо», как писала она сама) и родить 3 ребятишек. «Как же так можно?»- брезгливо морщилась я. – « Замуж- и без любви? Да еще и троих детей? Фу, как некрасиво! Неужели нельзя остаться верной своему чувству и жить одной?»
Теперь, в 30 с гаком и одной большой неразделенной любовью позже, я прекрасно понимаю, как… Если бы у меня не было сейчас моих близняшек , я бы продолжала изводиться, «сохнуть» по человеку, который меня – назовем вещи своими именами! – отверг. Пытаться заплакать по ночам в подушку – и выпивать по выходным. Дети не позволяют тебе заниматься всеми этими глупостями. Сон – такая роскошь, что добравшись до подушки, ты моментально отключаешься. И просыпаешься с одним- единственным желанием – поскорее снова иметь возможность заснуть. Если за ночь тебе пришлось вставать не больше 2 -3 раз, тебе очень повезло. Утром вскакиваешь с постели под аккомпанемент детского плача как стойкий оловянный солдатик. Ты уже не чувствуешь ни романтических мечтаний, ни плотских желаний, за исключением одного: выспаться! Ты вообще уже не чувствуешь себя женщиной, а порой – даже и человеком. Ты превратилась во что-то бесформенное, с отвлислым животом и с трудом открывающимися от постоянного недосыпания глазами. Это Мадонны и Виктории Бэкхейм могут ходить в гимнастические залы и урезать и утягивать что там им мешает: у тебя на это нет ни денег, ни времени, ни сил (ведь у тебя не стоит наготове взвод высокооплачиваемых нянек!).
И это тебе не Советский Союз: настоящие бабушки, на которых можно положиться как в разведке, здесь давно вымерли как сорт! Жизнь рядовой молодой матери суровее, чем тренинг в британской армии. С рассвета и до заката ты превращаешься в машину по обслуживанию всех, кто в тебе дома нуждается. Но думать об этом и переживать по этому поводу тоже некогда. Ты – в заколдованном круге: кормежка- памперсы-гуляние-купание, с ревом в качестве бонуса. И от этого никуда не деться: даже когда ты сбегаешь
