– Урагх, язычок попридержи, – прорезался сквозь мои страхи голос Гхажша. Странные в нём были нотки, лязгающие. Гхажш встал, упёр руки в бока и склонил, сбычил голову. Было в его повадке что-то ужасное, волчье, даже глаза, казалось, засветились прозеленью. А может, это был просто последний отблеск солнца.
– Да я же так, – разгибаясь и отодвигаясь от меня, лениво процедил тот, кого назвали Урагхом, – пошутил слегка, надо же его развлечь чем-то.
– Ещё раз пошуткуешь не к месту и не ко времени, – всё так же, с металлическим нажимом, предупредил Гхажш, – можешь кое-что потерять!
Почему-то я подумал, что он говорил о голове.
– Тебе его до самого конца тащить и охранять. И, если понадобится, на себе, – продолжал Гхажш. – Так что лай свой процеживай, а лучше завяжи язычок в узел и помалкивай, пока не спросят. Головой отвечаешь. Ясно?
Урагх не ответил. Стоял, ссутулившись, нахохлившись, словно бойцовый петушок и, как и было приказано, помалкивал.
– Я спросил, ясно?! – мне подумалось, что сейчас Гхажш прыгнет и вцепится Урагху в горло. Зубами. Или выхватит свой кривой клинок и расшинкует того на три четверти, словно свинину к солёному рулету. Рукоять над левым плечом Гхажша даже задрожала. Просилась.
Урагх выпрямился и сразу стал не просто большим, огромным, на голову выше Гхажша. Руки вытянулись вдоль туловища, до колен. Не вру, честное слово! И отчеканил: «Так есть! Ясно! Тащить, охранять, при необходимости нести, молчать, отвечать на вопросы! Ты приказываешь – я подчиняюсь!» И гулко стукнул кулаком в выпяченную грудь.
– То-то же, – уже почти обычным весёлым голосом ответил ему Гхажш и тоже приложил кулак к груди, там, где сердце, – расслабься. Гху-ургхан, отдай ему верёвку. Что на стоянке?
– Хорошо всё на стоянке, – проворчал Урагх, принимая шнур от вскочившего, словно подпрыгнувшего, Гху-ургхана и наматывая его на кулак, в мою голову размером, – никакого лишнего шороха за всю неделю. Турогх утром оленя молодого завалил, двухлетку, сегодня мясо жареное есть будем.
Мой рот мгновенно наполнился тягучей слюной, а перед взором возникло восхитительное, очаровательное видение. На продолговатом коричневом глиняном блюде передо мной лежала запечённая оленья нога. Нога была пошпигована свиным салом, чесноком, обложена петрушкой, посыпана тмином и семенами укропа, и над ней подымался жгучий пряный парок. Ноздри мне щекотал острый запах луковой, с розмарином и базиликом, подливки, а к нему примешивался аромат горячего пшеничного каравая, что напластанный крупными ломтями лежал прямо на столе рядом с блюдом.
К действительности меня вернул грубый смешок Урагха: «Гху-ургхан! Растёшь парень. С друзьями-то отметишь?»
– Всяко, – вдруг почему-то солидным басом отозвался Гху-ургхан, но мне показалось, что он засмущался и даже зарделся. Впрочем, про «зарделся» я утверждать не могу: в начинающихся сумерках под слоем устрашающей раскраски разглядеть это наверняка было невозможно. Просто мне так почудилось.
– По глоточку разрешу, а всё остальное – дома. Бери малого на руки, Урагх, и пошли к ребятам, а ты, – это Гхажш уже Гху-ургхану сказал, – прибери тут всё за нами, потом придёшь.
Гху-ургхан прижал кулак к сердцу и кинулся зарывать мой давешний мешок с вонючим тряпьём. Я ещё успел заметить, что вместо лопаты он достал из какой-то своей сумки что-то вроде кожаной беспалой рукавицы, обрамлённой плоским железным ободом.
– Чего его нести-то? – спросил Гхажша Урагх, сграбастал меня, как был, комком в покрывале, и легко, словно я и не весил ничего, вспрыгнул на обрывчик. – Сам не дойдёт?
– Голый он, одёжку его я там по лесу разбросал. В зверски рваном виде. Найдут – подумают, что звери съели.
При этих словах мне стало жаль моей одежды: новенькой добротной куртки брийского сукна, сорочки тонкого форностского льна и форностского же, не домашнего, шитья. У сорочки был отличный кружевной воротник, ни у кого такого не было. Тедди мне страшно завидовал и говорил, что я неисправимый щеголь. Я знаю, ему просто тоже очень хотелось иметь такую, покрасоваться перед Лукрецией, но его отец, как и все Брендибэки, мужчина простой и считает кружевные воротники излишней роскошью и напрасной тратой. Он говорит, что им, Брендибэкам, это не по карману. По-моему, лукавит. Брендибэки не беднее нас, Туков. При желании они могли бы не то что сами одеться в форностские кружева, но и всех своих пони одеть. Но особенно было жаль жилета. Отец подарил мне его на свой прошлый День рождения. Совсем новый оранжевый жилет с вышивкой серебряной нитью и восемнадцатью, серебряными же, пуговками. На каждой пуговке по ободку выбито «Тукборо» и моё имя. Это, если потеряются, так чтобы легче найти. Если Вы понимаете, о чём я.
– Видно же. Или клыками порвано, или ножом порезано.
– Обижаешь. Лично зубами рвал. И пять белок до последней капли выдавил, чуть не выкручивал. Так что вся рванина в крови, грязи и дерьме. Всё, как следует.
– А кости? Костей же нет.
– Кости звери растащили. Хорошего следопыта не обмануть, а из этих-то какие охотники. Они там от леса забором отгородились, редко-редко за него выходят. Я и сделал-то это так, на всякий случай. Если будут искать. Мы же его пьяным прихватили вчера, после заката уже. Они там дюжиной гуляли на бережку по какому-то случаю. Собрались по домам, а этот отбился. Никто даже не заметил, что его нет. Такие хорошенькие были, что посчитать друг друга не могли. Если хватились, так уж сегодня утром. Денёк у себя за забором поискали: вдруг он с похмелья где лежит, мается. Ночью в лес не пойдут. Там у них такой лесок, что даже волкам ночью лучше не бегать. В лесу они его завтра днём искать будут. Это ещё, если решат, что он в лес ушёл, а не купаться спьяну полез и утонул. Одёжу за день, может, и не найдут. Я её от нашего схрона подальше отнёс. Свои следы мы заметали, а этого всё время на руках пёрли, от него вовсе никаких следов. Пара суток у нас точно есть. Утром уйдём, а послезавтра уже в Мертвятнике будем. Даже если догадаются, ищи нас, свищи.
Всё это время я болтался между ними, как кошёлка, в левой руке Урагха. Они ещё о чём-то разговаривали между собой, пока шли, но этого я уже не слушал. Я думал о том, что хитрый, осторожный и расчётливый Гхажш кое в чём ошибается. Хоббиты, на самом деле, хорошие охотники. Мало ли что они редко ходят в Древлепущу. В ней по доброй воле только Брендибэки лазают. Есть в Хоббитоне и другие леса для охоты. Но не в том дело. А в том, что Тедди и его отец очень неплохие охотники и следопыты. Тедди однажды хвастался, что он сумел выследить рысь, и подобрался к ней на пятнадцать шагов, на верный выстрел из лука. Шкуры, правда, не показывал.
Побоятся ли Брендибэки искать меня в пуще ночью, ещё вопрос. Вот только захотят ли искать? Тедди всё же не Арагорн, бродяга-следопыт из Алой книги, хоть и любил, будучи в доростках, играть в него. К тому же Арагорн знал наверняка, что его друзей похитили орки. Тедди этого не знает. Для него я просто исчез, и неизвестно, помнит ли он, как это было. Выпили-то мы немало, а бралд – штука коварная даже для привычных к нему Брендибэков. Он может просто подумать, что я сам ушёл. Вспомнит, как я плакался ему полдня о том, что мне не хочется жениться на Настурции, и решит, что туковского сумасбродства во мне больше, чем хоббитского благоразумия. Хоть он всегда и утверждал обратное.
Нет, лучше бы это Приключение досталось Тедди. Он бы себя показал достойным Брендибэком. Не думаю, что он бы на моём месте просто болтался в этом свёрнутом в сумку покрывале… А что бы он сделал? И что я могу сделать? А ничего. Я даже не знаю точно, где мы. Сколько от этого места до Хоббитона? И в какую сторону? И как туда добраться голым? Даже если бы орки вдруг решили отпустить меня. Только вряд ли они это сделают. Судя по их словам, они собираются тащить меня «до самого конца», а кто знает, где у них тот «конец»? В Мордоре?.. Вот уж куда мне меньше всего хотелось попасть. Тех ужасов, что я прочитал об этом местечке в Алой книге, мне с избытком хватило для впечатлений. Получать новые, на собственном опыте, у меня никакого желания не было. Уж лучше голым продираться через Древлепущу к родному Хоббитону.
При мысли о Мордоре у меня от тоски и отвращения засосало под ложечкой, и я снова вспомнил о том маленьком твёрдом хлебце, что дал мне Гху-ургхан. Как хотите, но испытание голодом выше хоббитских сил. Я бы всё, что у меня есть, отдал сейчас за тот хлебец. Только никто мне его не предлагал. Урагх что-то поминал про жареную оленину. Достанется ли мне хоть кусочек? Помнится, дедушке Перегрину орки мясо
